ПОДДЕРЖИТЕ
ВЕСТНИК CIVITAS
Вестник CIVITAS
в Живом Журнале
Вестник CIVITAS
в Facebook
Вестник CIVITAS
в Twitter
Правила публикации
Прежняя версия
сайта
Вестник «МОСТОК»
Инструкция
для граждан
по общению
с сотрудниками
милиции
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс Дзен
Вестник гражданского общества
Великий Инка, Томас Мор и большевики
Социальная спираль истории
В августе 1903 года Николай Ленин (именно таким был литературный псевдоним солиситора Ульянова В.И.) пробивал свою редакцию первого пункта Устава РСДРП (победила формулировка Мартова [«турецкоподданный» Цедербаум Ю.О.]), которая вводила «крепостное право» - непривычное тогда требование обязательного «личного участия в одной из парторганизаций». Один из самых последовательных оппонентов большевиков - А.Н. Потресов писал, что Ленин «превращает партию в перуванскую империю». Перуанская империя – это держава инков, самый выразительный на тот момент пример того, что через пару десятилетий уже будут называть тоталитаризмом. Но тогда такого понятия не было, а привычные для тогдашней историографии и публицистики понятия тирании, деспотии или диктатуры не могли полностью выразить всю поражающую тогда европейцев тотальность системы инкского социального нивелирования.
Можно только позавидовать блестящим аналитическим талантам одного из виднейших идеологов меньшевизма, в нескольких словах будущего большевистского вождя провидевшего весь кошмар ленинизма. Как тогда говорили: подобно Кювье, по одной ископаемой косточке представил весь скелет доисторического чудовища…
Со времён выхода в свет знаменитой работы И.Р. Шафаревича «Социализм как явление мировой истории» уподобление коммунистических режимов (а также правления радикально-коммунистических утопистов, в число которых Шафаревич почему не включил еврейских повстанцев – секариев, что, впрочем, с лихвой компенсировала Ю.Л. Латынина) описанной Марксом формации восточной деспотии стало банальностью.
Я предлагаю изменить историческую оптику. И перуанский «общественный и государственный строй», и порядки при китайских династиях Шань и Чжоу (17–3 века до н.э.), и законы Ликурга в Спарте, и утопии Платона и Томаса Мора были призваны восстановить архаическую целостность социума (это состояние называют «синкрезисом»). Потому что более сложными системами, с относительно высокой автономностью социальных групп и даже индивидов (конечно, далеко ещё не ставших индивидуальностями) и пусть и зачаточными, но какими-то гражданскими свободами они управлять не умели, в первую очередь, не овладели искусством концентрировать мощь и ресурсы достаточно дифференцированного социума.
Обратим внимание, даже в своих самых страстных антисоциалистических выпадах, например, про «сто миллионов голов» и ослеплённых художественных гениях, Достоевский, который будто предвидел Культурную революцию Мао и поля смерти полпотовцев, не предполагал, что результатом победы социалистов станет хозяйственный упадок. Напротив, весь «диавольский» искус социализма представлялся как опаснейший соблазн обмена индивидуальности и своеобразия мира, самой элементарной человеческой свободы на гарантированный комфорт, те самые «хрустальные здания», или, по крайней мере, сытость и кров.
А теперь восстановим целостную историческую перспективу. Некогда существовали примитивные локальные сообщества, чётко иерархизированные, с простейшей социальной «кибернетикой» (изначально – мастерство социально-политического и административного менеджмента). Затем в действия вступали два процесса, которые основоположник современной социальной философии Эмиль Дюркгейм считал генеральными в человеческой истории – рост социальной дифференциации и расколдовывание мира. И в первичных социумах начинался острый системный кризис. Кризисы царств, империй, античных полисов, средневековых королевств… И тогда появлялись теории и административно-политические практики, так скрупулёзно перечисленные Игорем Ростиславовичем в качестве предтеч тоталитарного социализма. На самом деле, речь шла о стремлении к принудительной архаизации социума. Точнее, чтобы к исполнителям современных социальных функций относились как к персонажам благородной древности. Как у Платона: чтобы аристократы воспринимались как священные вожди, интеллектуалы (философы) почитались как пророки-шаманы, а труженики-простолюдины и воины соглашались с функционалом, достойным роботов-андроидов. Для этого надо было придумать и внедрить практики, отменяющие – насколько возможно – социокультурную дифференциацию и насаждающие ремифологизацию («ремагизацию») мира.
Все эти попытки остановить и повернуть вспять социальное время обернулись крахом. Однако в XX веке эти попытки социокультурной архаизации были повторены тоталитарными режимами. Хотя ещё до прихода к власти большевиков, были попытки обкатать правые тоталитарные альтернативы – романтический национализм (пангерманизм и панславизм) и опрично-мистический (черносотенный) монархизм.
Ленин создавал новую мировую квазирелигию спасения и союз «мессианских» государств, напоминающий псевдохалифат или пародию на эфемерную франкскую империю. Сталин создавал неовизантийскую державу-цивилизацию. Поэтому и они, и их адепты и апологеты вновь попытались использовать все те методы и социальные алгоритмы, которыми правители и мыслители протототалитарного типа останавливали и разворачивали «стрелу времени» в предшествующие века и тысячелетия.
Гениальный Томас Мор понимал, что Рим может победить «веберианские» тенденции, только став «христианско-коммунистическим». И иезуиты моделировали концлагерное «перуанство» в своей парагвайской вотчине; от редких криптоиудеев бежавшие от этого «светлого настоящего» подальше в джунгли индейцы узнали, кого больше всего ненавидит «Святая Матерь-Церковь», и чуть ли не по сей день украшали свои хижины магендовидами и из века в век передавали попытки петь «Шему».
А теперь поищем место социализму (коммунизму) в европейской и мировой истории. Я утверждаю, что западный коммунизм Мозеса Гесса, Карла Маркса и Фридриха Энгельса был реинкарнацией католической Контрреформации, явно потерпевшей полное и окончательное поражение в первой четверти XIX века, с началом промышленной революции и превращения бирж в центр финансовой жизни, а требования либеральной конституции – в центр жизни политической. В этом смысле католицизм «протестантизировался».
И тогда 1848 год становится повторением 1517. Антилиберализм и антибуржуазность вновь приходят в мир как Первый Интернационал. Что же касается Востока, особенно Южной и Восточной Азии, то туда коммунизм (в виде версий большевизма) придёт как «мессианская» квазирелигия «спасения», пронесётся таким же ураганом, как христианство и ислам по Западной Азии и Европе. Причём от христианства будет взято мученичество адептов, а от ислама – путь «вооружённого пророка» (согласно Макиавелли, только и способного побеждать).
В этом смысле ленинизм был псевдокатолицизацией России, причудливой формой вхождения её цивилизации в следующий исторический фазовый переход.
Тогда понятен ужас Потресова и сопротивление Мартова – они интуитивно понимали, что социал-демократическая партия становится новой «римской церковью», но они всё-таки видели партийные ячейки «церковными общинами», а не орденами или организованным клиром. И только в 1921 году Сталин уже мог публично сформулировать: «партия – это орден меченосцев (т.е. Тевтонский орден) внутри государства» - и это сравнение компартии с завоевателями-крестоносцами уже никого из большевиков особо не шокировало.
Таким образом, мы видим некий чёткий исторический ритм: архаические социумы – их развитие и кризис – многократные попытки мыслителей и правителей приказать времени «стоять, бояться» внедрением протототалитарных идеологем и социально-экономических систем – провалы этих попыток – и новые попытки архаизации (уже в форме левых, правых и фундаменталистских тоталитарных движений и режимов).
Отметим интересное явление. Для большевиков (при всём их тактическом оппортунизме) была характерна «католическая» верность догме, а у их самых последовательных оппонентов – социал-демократов Второго Интернационала – ещё более упорная её приверженность. А вот сталинский (и послесталинский) СССР мог позволять себе достаточно радикальные смены господствующих доктрин. И в этом он как раз был подобен Византии, периодически кардинально менявшей религиозные установки. Одно чередование иконолатрии с иконоборчеством чего стоят – для Западной Европы это было бы эквивалентно принятию Римом кальвинизма или альбигойства где-то на полвека, затем возращение к католицизму, а потом – снова, допустим, к признанию «руководящим и направляющим» учение иллюминатов. (Не забудем, что первые концлагеря для внутрикоммунистической оппозиции – политизоляторы - Сталин создал, защищая НЭП и «смычку города и деревни».)
Ещё один маленький штрих к характеристике византизма. Когда Халифат занял Месопотамию, Сирию и Египет, население которых было не арабским и преимущественно ортодоксально православным, то верность христианству (и необходимость платить налоги и оставаться второсортными подданными) сохранили как раз дохалкидонские церкви, например, копты и несториане, избавленные мусульманской «оккупацией» от византийского «инквизиторства». А вот «правильные» все сплошь приняли ислам и сменили свою прошлую племенную идентичность на арабскую – как будто их предки родом из аравийских степей. Умел Константинополь работать с контингентом, что ни говори.
ЕВГЕНИЙ ИХЛОВ
26.03.2019
На эту тему
На главную
!NOTA BENE!
19.05.2018
Против омского журналиста завели уголовное дело за публикацию «последнего слова» Стомахина
Против омского журналиста завели уголовное дело за публикацию «последнего слова» Стомахина
15.03.2017
Севастиди и другие. Не менее 10 человек осуждены в Краснодарском крае за госизмену и шпионаж
Севастиди и другие. Не менее 10 человек осуждены в Краснодарском крае за госизмену и шпионаж