Вестник гражданского общества

Серебряная монета Владимира Святославича, конец X века

          В эти странные, смутные дни, в которых Россия пребывает последние полтора года, история из серьезной академической науки вдруг превратилась в инструмент пропаганды, стала выполнять прикладную роль, обслуживая политику. Похоже, никому не интересно, что происходило в истории на самом деле, факты уступили место домыслам, которые активно используются в качестве аргументов в политическом противостоянии.
          Так вдруг киевский князь Владимир, умерший 1000 лет тому назад, стал героем (а для кого-то антигероем) наших дней. По случаю тысячелетия его кончины ему в Москве собираются устанавливать 25-метровый памятник на Воробьевых горах. И москвичи активно ломают копья против и в защиту установки памятника древнему князю, причем, некоторые защитники идеи памятника используют копья не фигурально, а в прямом смысле. Например, вчера у здания Мосгордумы православные активисты из «Христианского правозащитного центра» устроили костюмированный пикет в поддержку установки в Москве памятника князю Владимиру. Участники мероприятия были одеты в костюмы древних витязей, вооружены копьями и мечами и прикрывались щитами.
          Как пишет в твиттере лидер партии «Яблоко» Сергей Митрохин, «витязи» закрыли лицо, чем нарушили закон о публичных собраниях. Тем не менее, полиция их не тронула. По данным агентства «Интерфакс», православным активистам удалось передать депутатам Мосгордумы 56 тысяч подписей за установку памятника Владимиру. Кстати, активистам партии «Яблоко», которые там же и в то же время стояли в пикете в ожидании депутатов Мосгордумы, чтобы передать им требования о моратории на введение платы за капитальный ремонт по 15 рублей за кв. метр, повезло меньше, их требования депутаты проигнорировали.
          Такая горячечность по поводу памятника, даже 25-метрового, вызвана, на мой взгляд, не различием в отношении к истории и роли в ней князя Владимира, а имеет самое непосредственное отношение к разным оценкам событий, происходящих здесь и сейчас, в 2015 году на территории России и сопредельной с ней Украины.
          Люди ломают копья в прямом и переносном смысле из-за того, что по-разному относятся к смене власти в Украине, к аннексии Крыма Россией при помощи «вежливых зеленых человечков», оказавшихся регулярными российскими войсками, к необъявленной, но кровавой войне на востоке Украины, в которой снова «не участвуют» российские войска, но с которой в Россию регулярно приходит «груз 200».
          Причем тут киевский князь Владимир Святославич Рюрикович, умерший 1000 лет назад? Видимо, при том, что другой Владимир, Владимир Владимирович Путин, здравствующий на посту президента Российской Федерации, с помощью этой исторической фигуры решил оправдать захват Крыма, положивший начало войне между соседними и братскими, как говорили раньше, государствами.
          И ведь как складно у нынешнего Владимира Владимировича получается. Князь получил прозвище Великого и ранг святого за крещение Киевской Руси в православие. В России, еще недавно тотально атеистической, православие стало основной скрепой власти. Город «воинской славы» Севастополь на полуострове Крым с подачи Владимира Владимировича теперь именуется сакральным для всех русских местом, потому что где-то в его окрестностях находился в далеком прошлом греческий город Херсонес, где в 10 веке князь Владимир принял христианство, предварительно взяв жителей Херсонеса в осаду.
          И сегодняшние российские парламентарии, те самые, которые вчера были атеистами, членами КПСС и ВЛКСМ и изучали историю еще в те времена, когда ее не искажали так нагло, как нынче, истово крестятся, почтительно целуют руки церковным иерархам и голосуют за то, чтобы Крым «вернулся домой», дают разрешение на введение войск в Украину, единодушно клеймят «киевскую хунту» и выделяют более миллиарда рублей на торжества в честь 1000-летия со дня смерти киевского князя Владимира и 94 миллиона рублей на установку ему памятника напротив московского университета имени Ломоносова.
          А «простые» россияне, большая часть которых тоже была атеистами, членами КПСС и ВЛКСМ и изучала историю в советских школах и вузах, где ее искажали ради идей, противоположных сегодняшним, в «едином порыве» (как они и привыкли в СССР) поддерживает политику «партии и народа», то есть Путина и РПЦ.
          Меньшинство же, несогласное с этой политикой, активно выражает свое мнение по поводу установки памятника князю, умершему 1000 лет назад, потому что свое мнение о современной политике, если оно отличается от мнения большинства, активно выражать стало чревато административными взысканиями, тюремными сроками, а иногда и пулей в спину.
          Поэтому историю вольно или невольно используют и искажают все стороны современной российской политики, пытаясь найти в ней оправдание своим действиям и взглядам. И из-за этого история стала настолько прикладной, что даже цитировать современных «историков» как-то неловко.
          А что же князь Владимир? Каким он был человеком? Какова его роль в истории? Не худо бы вспомнить о нем без пропагандисткой истерики. Все-таки фигурой он был масштабной, и роль в истории всей Европы сыграл большую. Недаром памятники ему установлены в Киеве и Лондоне, Белгороде и Торонто, Владимире и Брисбене. А теперь вот будет и в Москве.
          Пожалуй, если без истерики, то следует обратиться к трудам историков, значительно удаленным и от путинской автократии, и от ее оппозиции. Для большей достоверности. Например, к Николаю Михайловичу Карамзину, писавшему свою «Историю государства Российского» в начале позапрошлого века.
          Карамзин, в отличие, например, от своего современника Ломоносова, тоже писавшего исторические труды, не был политически ангажирован, и свою 12-томную историю Российской империи он, в отличие от Ломоносова, основывал на изучении исторических документов, а не на политической целесообразности.
          В предисловии к «Истории государства Российского» Карамзин пишет (в 1815 году):
          «Не дозволяя себе никакого изобретения, я искал выражений в уме своем, а мыслей единственно в памятниках: искал духа и жизни в тлеющих хартиях; желал преданное нам веками соединить в систему, ясную стройным сближением частей; изображал не только бедствия и славу войны, но и все, что входит в состав гражданского бытия людей: успехи разума, искусства, обычаи, законы, промышленность; не боялся с важностию говорить о том, что уважалось предками; хотел, не изменяя своему веку, без гордости и насмешек описывать веки душевного младенчества, легковерия, баснословия; хотел представить и характер времени и характер Летописцев: ибо одно казалось мне нужным для другого. Чем менее находил я известий, тем более дорожил и пользовался находимыми; тем менее выбирал: ибо не бедные, а богатые избирают. Надлежало или не сказать ничего, или сказать все о таком-то Князе, дабы он жил в нашей памяти не одним сухим именем, но с некоторою нравственною физиогномиею».
          Мне кажется, трудно найти более достоверный источник знаний об отечественной истории, чем труд Карамзина (с некоторыми поправками на неизбежную субъективность автора и неполноту используемых им исторических документов). Поэтому я взяла на себя смелость процитировать с некоторыми сокращениями большой отрывок из первого тома «Истории государства Российского», где Карамзин описывает жизнь и деяния князя новгородского и киевского Владимира Святославича. Надеюсь, это интересно не только мне, но и читателям моей заметки.
        Итак, приятного и познавательного вам чтения: 

«[970 г.] Он [Святослав, сын Игорев] поручил Киев сыну своему Ярополку, а другому сыну, Олегу,
Древлянскую землю, где прежде властвовали ее собственные Князья. В то же
время Новогородцы, недовольные, может быть, властию Княжеских Наместников,
прислали сказать Святославу, чтобы он дал им сына своего в Правители, и
грозились в случае отказа избрать для себя особенного Князя: Ярополк и Олег
не захотели принять власти над ними; но у Святослава был еще третий сын,
Владимир, от ключницы Ольгиной, именем Малуши, дочери Любчанина Малька:
Новогородцы, по совету Добрыни, Малушина брата, избрали в Князья сего юношу,
которому судьба назначила преобразить Россию. - Итак, Святослав первый ввел
обыкновение давать сыновьям особенные Уделы: пример несчастный, бывший виною
всех бедствий России.  

По смерти Святослава Ярополк княжил в Киеве, Олег в Древлянской земле,
Владимир в Новегороде. Единодержавие пресеклось в Государстве: ибо Ярополк
не имел, кажется, власти над Уделами своих братьев. Скоро открылись пагубные
следствия такого раздела, и брат восстал на брата. Виновником сей вражды был
славный Воевода Свенельд, знаменитый сподвижник Игорев и Святославов. Он
ненавидел Олега, который умертвил сына его, именем Люта, встретясь с ним на
ловле в своем владении: причина достаточная, по тогдашним грубым нравам, для
поединка или самого злодейского убийства. Свенельд, желая отмстить ему,
убедил Ярополка идти войною на Древлянского Князя и соединить область его с
Киевскою.

Олег, узнав о намерении своего брата, также [в 977 г.] собрал войско и
вышел к нему навстречу; но, побежденный Ярополком, должен был спасаться
бегством в Древлянский город Овруч: воины его, гонимые неприятелем,
теснились на мосту у городских ворот и столкнули своего Князя в глубокий
ров. Ярополк вступил в город и хотел видеть брата: сей несчастный был
раздавлен множеством людей и лошадьми, которые упали за ним с моста.
Победитель, видя бездушный, окровавленный труп Олегов, лежащий на ковре пред
его глазами, забыл свое торжество, слезами изъявил раскаяние и, с горестию
указывая на мертвого, сказал Свенельду: Того ли хотелось тебе? ..

Искренняя печаль Ярополкова о смерти Олеговой была предчувствием
собственной его судьбы несчастной. - Владимир, Князь Новогородский, сведав о
кончине брата и завоевании Древлянской области, устрашился Ярополкова
властолюбия и бежал за море к Варягам. Ярополк воспользовался сим случаем:
отправил в Новгород своих Наместников, или Посадников, и таким образом
сделался Государем Единодержавным в России. 

Но Владимир искал между тем способа возвратиться с могуществом и
славою. Два года пробыл он в древнем отечестве своих предков, в земле
Варяжской; участвовал, может быть, в смелых предприятиях Норманов, которых
флаги развевались на всех морях Европейских и храбрость ужасала все страны
от Германии до Италии; наконец собрал многих Варягов под свои знамена;
прибыл [в 980 г.] с сей надежною дружиною в Новгород, сменил Посадников
Ярополковых и сказал им с гордостию:
"Идите к брату моему: да знает он, что я против него вооружаюсь, и да
готовится отразить меня!"

В области Полоцкой, в земле Кривичей, господствовал тогда Варяг
Рогволод, который пришел из-за моря, вероятно, для того, чтобы служить
Великому Князю Российскому, и получил от него в удел сию область. Он имел
прелестную дочь Рогнеду, сговоренную за Ярополка. Владимир, готовясь отнять
Державу у брата, хотел лишить его и невесты и чрез Послов требовал ее руки;
но Рогнеда, верная Ярополку, ответствовала, что не может соединиться браком
с сыном рабы: ибо мать Владимира, как нам уже известно, была ключницею при
Ольге. Раздраженный Владимир взял Полоцк, умертвил Рогволода, двух сыновей
его и женился на дочери. Совершив сию ужасную месть, он пошел к Киеву.

Войско его состояло из дружины Варяжской, Славян Новогородских, Чуди и
Кривичей: сии три народа северо-западной России уже повиновались ему, как их
Государю. Ярополк не дерзнул на битву и затворился в городе. Окружив стан
свой окопами, Владимир хотел взять Киев не храбрым приступом, но злодейским
коварством. Зная великую доверенность Ярополкову к одному Воеводе, именем
Блуду, он вошел с ним в тайные переговоры. "Желаю твоей помощи, - велел
сказать ему Владимир: - ты будешь мне вторым отцем, когда не станет
Ярополка. Он сам начал братоубийства: я вооружился для спасения жизни
своей". Гнусный любимец не усомнился предать Государя и благодетеля;
советовал Владимиру обступить город, а Ярополку удаляться от битвы. Страшася
верности добрых Киевлян, он уверил Князя, будто они хотят изменить ему и
тайно зовут Владимира. Слабый Ярополк, думая спастись от мнимого заговора,
ушел в Родню: сей город стоял на том месте, где Рось впадает в Днепр.

Киевляне, оставленные Государем, должны были покориться Владимиру, который
спешил осадить брата в последнем его убежище. Ярополк с ужасом видел
многочисленных врагов за стенами, а в крепости изнеможение воинов своих от
голода, коего память долго хранилась в древней пословице: беда аки в Родне.
Изменник Блуд склонял сего Князя к миру, представляя невозможность отразить
неприятеля, и горестный Ярополк ответствовал наконец: "Да будет по твоему
совету! Возьму, что уступит мне брат". Тогда злодей уведомил Владимира, что
желание его исполнится и что Ярополк отдается ему в руки. Если во все
времена, варварские и просвещенные, Государи бывали жертвою изменников: то
во все же времена имели они верных добрых слуг, усердных к ним в самой
крайности бедствия. Из числа сих был у Ярополка некто прозванием Варяжко (да
сохранит История память его!), который говорил ему: "Не ходи, Государь, к
брату: ты погибнешь. Оставь Россию на время и собери войско в земле
Печенегов".

Но Ярополк слушал только изверга Блуда и с ним отправился в Киев, где
Владимир ожидал его в теремном дворце Святослава. Предатель ввел
легковерного Государя своего в жилище брата, как в вертеп разбойников, и
запер дверь, чтобы дружина Княжеская не могла войти за ними: там два
наемника, племени Варяжского, пронзили мечами грудь Ярополкову...

Владимир с помощью злодеяния и храбрых Варягов овладел Государством; но
скоро доказал, что он родился быть Государем великим.
Сии гордые Варяги считали себя завоевателями Киева и требовали в дань с
каждого жителя по две гривны: Владимир не хотел вдруг отказать им, а манил
их обещаниями до самого того времени, как они, по взятым с его стороны
мерам, уже не могли быть страшны для столицы. Варяги увидели обман; но видя
также, что войско Российское в Киеве было их сильнее, не дерзнули
взбунтоваться и смиренно просились в Грецию. Владимир, с радостию отпустив
сих опасных людей, удержал в России достойнейших из них и роздал им многие
города в управление. Между тем послы его предуведомили Императора, чтобы он
не оставлял мятежных Варягов в столице, но разослал по городам и ни в каком
случае не дозволял бы им возвратиться в Россию, сильную собственным войском.

Владимир, утвердив власть свою, изъявил отменное усердие к богам
языческим: соорудил новый истукан Перуна с серебряною головою и поставил его близ
теремного двора, на священном холме, вместе с иными кумирами. Там, говорит
Летописец, стекался народ ослепленный и земля осквернялась кровию жертв.
Может быть, совесть беспокоила Владимира; может быть, хотел он сею кровию
примириться с богами, раздраженными его братоубийством: ибо и самая Вера
языческая не терпела таких злодеяний... Добрыня, посланный от своего
племянника управлять Новымгородом, также поставил на берегу Волхова богатый
кумир Перунов.

Но сия Владимирова набожность не препятствовала ему утопать в
наслаждениях чувственных. Первою его супругою была Рогнеда, мать Изяслава,
Мстислава, Ярослава, Всеволода и двух дочерей; умертвив брата, он взял в
наложницы свою беременную невестку, родившую Святополка; от другой законной
супруги, Чехини или Богемки, имел сына Вышеслава; от третьей Святослава и
Мстислава; от четвертой, родом из Болгарии, Бориса и Глеба. Сверх того,
ежели верить летописи, было у него 300 наложниц в Вышегороде, 300 в нынешней
Белогородке (близ Киева), и 200 в селе Берестове. Всякая прелестная жена и
девица страшилась его любострастного взора: он презирал святость брачных
союзов и невинности. Одним словом, Летописец называет его вторым Соломоном в
женолюбии.

Владимир, вместе со многими Героями древних и новых времен любя жен,
любил и войну. Польские Славяне, Ляхи, наскучив бурною вольностию, подобно
Славянам Российским, еще ранее их прибегнули к Единовластию. Мечислав,
Государь знаменитый в Истории введением Христианства в земле своей, правил
тогда народом Польским: Владимир объявил ему войну, с намерением, кажется,
возвратить то, что было еще Олегом завоевано в Галиции, но после, может
быть, при слабом Ярополке отошло к Государству Польскому. Он взял города
Червен (близ Хелма), Перемышль и другие, которые, с сего времени будучи
собственностию России, назывались Червенскими. В следующие два года храбрый
Князь смирил бунт Вятичей, не хотевших платить дани, и завоевал страну
Ятвягов, дикого, но мужественного народа Латышского, обитавшего в лесах
между Литвою и Польшею. Далее к Северо-Западу он распространил свои владения
до самого Бальтийского моря: ибо Ливония, по свидетельству Стурлезона,
Летописца Исландского, принадлежала Владимиру, коего чиновники ездили
собирать дань со всех жителей между Курляндиею и Финским заливом.

Увенчанный победою и славою, Владимир хотел принести благодарность
идолам и кровию человеческой обагрить олтари. Исполняя совет Бояр и старцев,
он велел бросить жребий, кому из отроков и девиц Киевских надлежало
погибнуть в удовольствие мнимых богов - и жребий пал на юного Варяга,
прекрасного лицом и душою, коего отец был Христианином. Посланные от старцев
объявили родителю о сем несчастии: вдохновенный любовию к сыну и ненавистию
к такому ужасному суеверию, он начал говорить им о заблуждении язычников, о
безумии кланяться тленному дереву вместо живого Бога, истинного Творца неба,
земли и человека. Киевляне терпели Христианство; но торжественное хуление
Веры их произвело всеобщий мятеж в городе. Народ вооружился, разметал двор
Варяжского Христианина и требовал жертвы. Отец, держа сына за руку, с
твердостию сказал: "Ежели идолы ваши действительно боги, то пусть они сами
извлекут его из моих объятий". Народ, в исступлении ярости, умертвил отца и
сына, которые были таким образом первыми и последними мучениками
Христианства в языческом Киеве. Церковь наша чтит их Святыми под именем
Феодора и Иоанна.

Теперь приступаем к описанию важнейшего дела Владимирова, которое всего
более прославило его в истории... Исполнилось желание благочестивой Ольги, и
Россия, где уже более ста лет мало-помалу укоренялось Христианство, наконец
вся и торжественно признала святость оного, почти в одно время с землями
соседственными: Венгриею, Польшею, Швециею, Норвегиею и Даниею.

Владимир мог бы креститься и в собственной столице своей, где уже давно находились
церкви и Священники Христианские; но Князь пышный хотел блеска и величия при
сем важном действии: одни Цари Греческие и Патриарх казались ему достойными
сообщить целому его народу уставы нового богослужения.
Гордость могущества и славы не позволяла также Владимиру унизиться, в
рассуждении Греков, искренним признанием своих языческих заблуждений и
смиренно просить крещения: он вздумал, так сказать, завоевать Веру
Христианскую и принять ее святыню рукою победителя.

[988 г.] Собрав многочисленное войско, Великий Князь пошел на судах к
Греческому Херсону, которого развалины доныне видимы в Тавриде, близ
Севастополя. Сей торговый город, построенный в самой глубокой древности
выходцами Гераклейскими, сохранял еще в Х веке бытие и славу свою, несмотря
на великие опустошения, сделанные дикими народами в окрестностях Черного
моря, со времен Геродотовых скифов до Козаров и Печенегов. Он признавал над
собою верховную власть Императоров Греческих, но не платил им дани; избирал
своих начальников и повиновался собственным законам Республиканским. Жители
его, торгуя во всех пристанях, Черноморских, наслаждались изобилием. -
Владимир, остановясь в гавани, или заливе Херсонском, высадил на берег
войско и со всех сторон окружил город. Издревле привязанные к вольности,
Херсонцы оборонялись мужественно.

Великий Князь грозил им стоять три года под их стенами, ежели они не
сдадутся: но граждане отвергали его предложения, в надежде, может быть, иметь
скорую помощь от Греков; старались уничтожать все работы осаждающих и,
сделав тайный подкоп, как говорит Летописец, ночью уносили в город ту землю,
которую Россияне сыпали перед стенами, чтобы окружить оную валом, по
древнему обыкновению военного искусства. К счастию, нашелся в городе
доброжелатель Владимиру, именем Анастас: сей человек пустил к Россиянам
стрелу с надписью: За вами, к Востоку, находятся колодези, дающие воду
Херсонцам чрез подземельные трубы; вы можете отнять ее. Великий Князь спешил
воспользоваться советом и велел перекопать водоводы (коих следы еще заметны
близ нынешних развалин Херсонских). Тогда граждане, изнуряемые жаждою,
сдались Россиянам.

Завоевав славный и богатый город, который в течение многих веков умел
отражать приступы народов варварских, Российский Князь еще более возгордился
своим величием и чрез Послов объявил Императорам, Василию и Константину, что
он желает быть супругом сестры их, юной Царевны Анны, или, в случае отказа,
возьмет Константинополь. Родственный союз с Греческими знаменитыми Царями
казался лестным для его честолюбия. Империя, по смерти Героя Цимиския, была
жертвою мятежей и беспорядка: Военачальники Склир и Фока не хотели
повиноваться законным Государям и спорили с ними о Державе. Сии
обстоятельства принудили Императоров забыть обыкновенную надменность Греков
и презрение к язычникам. Василий и Константин, надеясь помощию сильного
Князя Российского спасти трон и венец, ответствовали ему, что от него
зависит быть их зятем; что, приняв Веру Христианскую, он получит и руку
Царевны и Царство небесное. Владимир, уже готовый к тому, с радостию изъявил
согласие креститься, но хотел прежде, чтобы Императоры, в залог доверенности
и дружбы, прислали к нему сестру свою. Анна ужаснулась: супружество с Князем
народа, по мнению Греков, дикого и свирепого, казалось ей жестоким пленом и
ненавистнее смерти. Но Политика требовала сей жертвы, и ревность к обращению
идолопоклонников служила ей оправданием или предлогом. Горестная Царевна
отправилась в Херсон на корабле, сопровождаемая знаменитыми духовными и
гражданскими чиновниками: там народ встретил ее как свою избавительницу, со
всеми знаками усердия и радости. В летописи сказано, что Великий Князь тогда
разболелся глазами и не мог ничего видеть; что Анна убедила его немедленно
креститься и что он прозрел в самую ту минуту, когда Святитель возложил на
него руку. Бояре Российские, удивленные чудом, вместе с Государем приняли
истинную Веру (в церкви Св. Василия, которая стояла на городской площади,
между двумя палатами, где жили Великий Князь и невеста его). Херсонский
Митрополит и Византийские Пресвитеры совершили сей обряд торжественный, за
коим следовало обручение и самый брак Царевны с Владимиром, благословенный
для России во многих отношениях и весьма счастливый для Константинополя: ибо
Великий Князь, как верный союзник Императоров, немедленно отправил к ним
часть мужественной дружины своей, которая помогла Василию разбить мятежника
Фоку и восстановить тишину в Империи.

Сего не довольно: Владимир отказался от своего завоевания и, соорудив в
Херсоне церковь - на том возвышении, куда граждане сносили из-под стен
землю, возвратил сей город Царям Греческим в изъявление благодарности за
руку сестры их. Вместо пленников он вывел из Херсона одних Иереев и того
Анастаса, который помог ему овладеть городом; вместо дани взял церковные
сосуды, мощи Св. Климента и Фива, ученика его, также два истукана и четырех
коней медных, в знак любви своей к художествам (сии, может быть, изящные
произведения древнего искусства стояли в Несторово время на площади старого
Киева, близ нынешней Андреевской и Десятинной церкви). Наставленный
Херсонским Митрополитом в тайнах и нравственном учении Христианства,
Владимир спешил в столицу свою озарить народ светом крещения.

Истребление кумиров служило приуготовлением к сему торжеству: одни были
изрублены, другие сожжены. Перуна, главного из них, привязали к хвосту
конскому, били тростями и свергнули с горы в Днепр. Чтобы усердные язычники
не извлекли идола из реки, воины Княжеские отталкивали его от берегов и
проводили до самых порогов, за коими он был извержен волнами на берег (и сие
место долго называлось Перуновым). Изумленный народ не смел защитить своих
мнимых богов, но проливал слезы, бывшие для них последнею данию суеверия:
ибо Владимир на другой день велел объявить в городе, чтобы все люди Русские,
Вельможи и рабы, бедные и богатые шли креститься - и народ, уже лишенный
предметов древнего обожания, устремился толпами на берег Днепра, рассуждая,
что новая Вера должна быть мудрою и святою, когда Великий Князь и Бояре
предпочли ее старой Вере отцев своих. Там явился Владимир, провождаемый
собором Греческих Священников, и по данному знаку бесчисленное множество
людей вступило в реку: большие стояли в воде по грудь и шею; отцы и матери
держали младенцев на руках; Иереи читали молитвы крещения и пели славу
Вседержителя. Когда же обряд торжественный совершился; когда Священный Собор
нарек всех граждан Киевских Христианами: тогда Владимир, в радости и
восторге сердца устремив взор на небо, громко произнес молитву:
"Творец земли и неба! Благослови сих новых чад Твоих; дай им познать
Тебя, Бога истинного, утверди в них Веру правую. Будь мне помощию в
искушениях зла, да восхвалю достойно святое имя Твое!"... В сей великий
день, говорит Летописец, земля и небо ликовали.

Скоро знамения Веры Христианской, принятой Государем, детьми его,
Вельможами и народом, явились на развалинах мрачного язычества в России, и
жертвенники Бога истинного заступили место идольских требищ. Великий Князь
соорудил в Киеве деревянную церковь Св. Василия на том месте, где стоял
Перун, и призвал из Константинополя искусных зодчих для строения храма
каменного во имя Богоматери, там, где в 983 году пострадал за Веру
благочестивый Варяг и сын его. Между тем ревностные служители олтарей,
Священники, проповедовали Христа в разных областях Государства. Многие люди
крестились, рассуждая без сомнения так же, как и граждане Киевские; другие,
привязанные к Закону древнему, отвергали новый: ибо язычество господствовало
в некоторых странах России до самого XII века. Владимир не хотел, кажется,
принуждать совести; но взял лучшие, надежнейшие меры для истребления
языческих заблуждений: он старался просветить Россиян. Чтобы утвердить Веру
на знании книг Божественных, еще в IX веке переведенных на Славянский язык
Кириллом и Мефодием и без сомнения уже давно известных Киевским Христианам,
Великий Князь завел для отроков училища, бывшие первым основанием народного
просвещения в России. Сие благодеяние казалось тогда страшною новостию, и
жены знаменитые, у коих неволей брали детей в науку, оплакивали их как
мертвых, ибо считали грамоту опасным чародейством.

Владимир имел 12 сыновей, еще юных отроков. Мы уже наименовали из них
9: Станислав, Позвизд, Судислав родились, кажется, после. Думая, что дети
могут быть надежнейшими слугами отца или, лучше сказать, следуя несчастному
обыкновению сих времен, Владимир разделил Государство на области и дал в
Удел Вышеславу Новгород, Изяславу Полоцк, Ярославу Ростов: по смерти же
Вышеслава Новгород, а Ростов Борису; Глебу Муром, Святославу Древлянскую
землю, Всеволоду Владимир Волынский, Мстиславу Тмуторокань, или Греческую
Таматарху, завоеванную, как вероятно, мужественным дедом его; а Святополку,
усыновленному племяннику, Туров, который доныне существует в Минской
Губернии и назван так от имени Варяга Тура, повелевавшего некогда сею
областию. Владимир отправил малолетних Князей в назначенный для каждого
Удел, поручив их до совершенного возраста благоразумным пестунам. Он, без
сомнения, не думал раздробить Государства и дал сыновьям одни права своих
Наместников; но ему надлежало бы предвидеть следствия, необходимые по его
смерти. Удельный Князь, повинуясь отцу, самовластному Государю всей России,
мог ли столь же естественно повиноваться и наследнику, то есть брату своему?
Междоусобие детей Святославовых уже доказало противное; но Владимир не
воспользовался сим опытом: ибо самые великие люди действуют согласно с
образом мыслей и правилами своего века.

Судьба не пощадила Владимира в старости: пред концом своим ему
надлежало увидеть с горестию, что властолюбие вооружает не только брата
против брата, но и сына против отца.

Наместники Новогородские ежегодно платили две тысячи гривен Великому
Князю и тысячу раздавали Гридням, или телохранителям Княжеским. Ярослав,
тогдашний Правитель Новагорода, дерзнул объявить себя независимым и не хотел
платить дани.

Раздраженный Владимир велел готовиться войску к походу в Новгород,
чтобы наказать ослушника; а сын, ослепленный властолюбием, призвал из-за
моря Варягов на помощь, думая, вопреки законам Божественным и человеческим,
поднять меч на отца и Государя. Небо, отвратив сию войну богопротивную,
спасло Ярослава от злодеяния редкого. [1015 г.]. Владимир, может быть от
горести, занемог тяжкою болезнию, и в то же самое время Печенеги ворвались в
Россию; надлежало отразить их: не имея сил предводительствовать войском, он
поручил его любимому сыну Борису, Князю Ростовскому, бывшему тогда в Киеве,
и чрез несколько дней скончался в Берестове, загородном дворце, не избрав
наследника и оставив кормило Государства на волю рока...

Святополк, усыновленный племянник Владимиров, находился в столице:
боясь его властолюбия, придворные хотели утаить кончину Великого Князя,
вероятно для того, чтобы дать время сыну его, Борису, возвратиться в Киев;
ночью выломали пол в сенях, завернули тело в ковер, спустили вниз по
веревкам и отвезли в храм Богоматери. Но скоро печальная весть разгласилась
в городе: Вельможи, народ, воины, бросились в церковь; увидели труп Государя
и стенанием изъявили свое отчаяние. Бедные оплакивали благотворителя, Бояре
отца отечества... Тело Владимирово заключили в мраморную раку и поставили
оную торжественно рядом с гробницею супруги его, Анны, среди храма
Богоматери, им сооруженного.

Сей Князь, названный церковию Равноапостольным, заслужил и в истории
имя Великого. Истинное ли уверение в святыне Христианства, или, как
повествует знаменитый Арабский Историк XIII века, одно честолюбие и желание
быть в родственном союзе с Государями Византийскими решило его креститься?
Известно Богу, а не людям. Довольно, что Владимир, приняв Веру Спасителя,
освятился Ею в сердце своем и стал иным человеком. Быв в язычестве мстителем
свирепым, гнусным сластолюбцем, воином кровожадным и - что всего ужаснее -
братоубийцею, Владимир, наставленный в человеколюбивых правилах
Христианства, боялся уже проливать кровь самых злодеев и врагов отечества.

Владимир, несмотря на слабое от природы здоровье, дожил до старости:
ибо в 970 году уже господствовал в Новегороде, под руководством дяди,
Боярина Добрыни».