Вестник гражданского общества

          Слова Путина в одобрение союза Сталина и Гитлера (вежливо именуемого «Пактом Молотова-Риббентропа») внесли полную определённость в сообщество «патриотических» историков. Отныне (и «навсегда») этот союз будет считаться таким же эталоном внешнеполитических стратагем, каким в СССР считался Брестский мир, тот самый, который Путин 1 августа 2014 года, выступая на Поклонной горе и, как очень быстро выяснилось, скрытно грозя прямым вмешательством в конфликт на Донбассе, уподобил «предательскому удару ножом в спину». История с Пактом стала универсальным индикатором для различения направлений отечественных историков. В этом смысле её можно сравнить только с отношением к правлению Ивана Грозного и к действиям князя Александра Невского по сближению с Ордой. Поэтому попытки разгадать действия Путина выявляют целый клубок смыслов, над которыми я предлагаю читателю подумать вместе со мною.
           Прежде всего, в чём архетипичность Брестского мира? Советская власть была царством утопии. Когда утопизм ввергал страну в кризис таких масштабов, что его замечало уже и высшее руководство, начинался разворот к прагматике. С точки зрения партийных фундаменталистов, а также карьеристов, ими с удовольствием притворяющимися, прагматика выглядела как капитулянтство, ползучий оппортунизм и предательство принципов. И тут демагогам прямо в зубы, с партийной, так сказать, прямотой: Ленин вот поддержал Брестский мир, а вот Троцкий был против (что неправда, против был Бухарин, но Троцкий демонизирован куда больше).
          Но путинизм - не большевизм, ему не надо обосновывать отступление от идеалов, он сам — сплошной оппортунизм. Поэтому к Брестскому миру Путин применил тот же поэтический образ, что нацисты применяли к подписавшим в ноябре 1918 года Компьенское перемирие.
          Тут начинается первый слой смыслов. Для советского и российского обывателя Пакт — это не очень удачная попытка Сталина добиться временного перемирия с Гитлером. Для всего остального цивилизованного мира Пакт - это тайный раздел Восточной Европы, это - прямое провоцирование Гитлера решится на новую войну с Англией и Францией, это — вытекающий их него договор о дружбе между СССР и нацисткой Германией. И ещё это — расстрел поляков в Катыни, Осташково, Старобельске и Медном; оккупация балтийских государств и Бессарабии, а также попытка оккупировать Финляндию, обещанную Гитлером Сталину секретными протоколами, прилагающимися к Пакту. Отечественный же обыватель старательно закрывает на сие глаза, притворяясь, что интервенции Сталина с сентября 1939 по июль 1940 — лишь возвращение Великой России утраченных в 1918-20 годах земель.
         Для цивилизованного европейца слова Путина в одобрение Пакта равноценны по цинизму оправданию Нюрнбергских антисемитских законов 1935 года с рассуждениями о необходимости для тогдашней Германии защитить свою национальную идентичность. Фактически - это очень точно рассчитанный плевок в лицо западным демократическим ценностям.
          И плевок это Путин сделал, уже не задумываясь над тем, что он стал идеальным оправданием приравнивания коммунизма к нацизму, в т.ч. в недавнем украинском законе о запрете тоталитарной символики.
          Обсуждая (осуждая) путинскую апологию Пакта, его часто сравнивают со Сталиным. И здесь начинается второй слой смыслов. Дескать, как и Иосиф Виссарионович, Владимир Владимирович мечтает делить Европу, и только «дурачок Обама» всё никак не соглашается на роль Гитлера. А то вот: швырни Обама Кремлю Украину (или хотя бы её треть), и поглощай себе на здоровье Европу, предоставив Москве уникальную возможность выступать в защиту европейцев от американизации. Но на самом деле ситуация «зеркально» перевёрнута - это Кремль приращивает «этнически родственные» и «исторические» земли, отбрасывая договоры, подписанные в «минуты слабости». На этом уровне горбачевско-яковлевская перестройка и ельцинская прозападная политика приравниваются к «грабительскому Версальскому миру». «Берлин» (Кремль) рвёт оковы «Версаля», восстанавливая «рейх» («Русский мир»). А гигантская восточная диктатура, которая становится бесценным источником экономических ресурсов и политической поддержки, — Китай - выполняет роль сталинской России. И это и есть главная, тщательно заталкиваемая в подсознание тайна апологии Пакта: то, что сегодняшний Кремль — это не сталинская Москва, а гитлеровский Берлин.
          И тут проступает следующий слой смыслов. Правильным курсом для СССР официально названо сотрудничество с Великой Германией - союз коммунистов и нацистов (старая мечта Лимонова, только нацисты у него уклончиво названы фашистами) против «плутократических» демократий: Франции, Великой Британии, США, Канады, Бельгии, Голландии (!!!), Норвегии... «Золотая эпоха». И сколько уже альтернативной истории написано российскими авторами про такой «перспективный вариант». А бесноватый Адольф всё порушил! Такой вот тест — все современные сторонники «русской консервативной революции» (самого мягкого крыла русского фашизма) — сплошь за Пакт, и не как за мирную передышку перед неизбежным столкновением, но как за вечный мощный антилиберальный альянс.
          В чём причина откровенности путинского плевка на западную демократию? А уже бояться нечего — сделан исторический поворот на Восток, к Китаю. Говорить о перспективах российского сотрудничества с Китаем имеет смысл только разобравшись с тем, чем на самом деле стали прошлогодние санкции Запада. Ведь они вовсе не нацелены на финансовый крах России или обнищание среднего класса — всё это явно недостижимо такими дозированными методами. Они просто закрывают стране путь в будущее. Ирак, Сербия и Ливия под санкциями жили десятилетия — им нужно было только существовать и на «поддержание штанов» хватало. Иран был устремлён в высокотехнологичное будущее и согласился на свой «детант» после пары лет санкций. России ещё долго будет хватать средств на «раздачу слонов» и «материализацию духов» - но ни современной технологии, ни финансов для мощного инвестиционного прорыва она не получит. Так и будет потихоньку проседать, проедая китайские кредиты: медленный, плавный спуск к краю обрыва... А вот после «обрыва», после неизбежной хаотизации государства в период междуцарствия, Великий Кредитор придёт за своим, постаравшись положить Российскую Федерацию, как это выражались в старину, в карман жилетки.
          Для обоснования будущего превращения России в китайского вассала уже используется и ещё будет использоваться миф «о святом князе Александре Невском и его истинно верном геополитическом выборе», миф, который не зря вовсю лоббирует РПЦ. Тут мы подходим к ещё одному слою смыслов. Согласно мифу об Александре Невском, его союз с Ордой не только спас Русский Северо-Запад от ига, но и от порабощения Западом. Допустим, исправлять последствия того «Пакта» XIII века Руси пришлось многими кровопролитными сражениями. Между прочим, точно также, как исправлять последствия Пакта с Гитлером, получившим в 1940 году возможность взять в союзники или в трофеи всю несоветскую часть континентальной Европы.
          Но обратимся к западной угрозе. Универсальным способом её избежать стало бы принятие княжеским двором католицизма и вассальная присяга князя (фюрста) королю Польши или императору Сакральной Римской империи тевтонской нации. Тем более, что Великий Новгород и Псков уже входили в Ганзейский союз. При варианте с империей — князь Александр и его потомки почти автоматически попадали в состав курфюрстов — выборщиков императора. При польском варианте — в состав претендентов на польскую корону. Считать, что в те времена православие было «родной русской верой» - большое романтическое преувеличение: народ не понимал древнеболгарский точно также, как и латынь и был довольно индифферентен к спору о том, допустимо ли причастие постной гостией (восточная церковь считала, что она слишком напоминает мацу, от которой, собственно, и произошла), за полтораста лет перед этим расколовшим единую тысячу лет церковь, а Константинополь тогда вообще был одним из латинских королевств. Все издержки — несколько сот монахов обречены выучить латынь. За это их дети получают доступ к европейским университетам. Но ни один «пёс-рыцарь» не тронет монастырские земли во владениях Речи Посполитой или Империи. Разумеется, часть монастырских и церковных доходов идёт в Рим. Такая вот «плата за крышу». Ещё одна издержка — приход инквизиции. Где-то за двести лет до создания православной инквизиции епископом Геннадием Новгородским.
          Но, разумеется, «под Римом» русское духовенство не могло иметь такой мощи и влияния, как в условиях ордынской власти. Именно поэтому главным создателем мифа о князе Александре и его судьбоносном выборе была православная церковь. Или вы думаете, что бояр, дружинников, купцов, мастеровщину или крестьян хоть как-то волновал спор о филиокве? Или место, где находится формальный глава «их» церкви — на берегах Босфора или берегах Тибра?
          При всех же современных спорах католицизм заменяется либерализмом, а православие - коммунизмом или иным изводом «Русской идеи».
          Спор о выборе князя Александра немедленно включает ещё один важнейший смысловой пласт — о роли Ига в формировании русского деспотизма. Очень популярна такая позиция — русские элиты усвоили ордынская управленческие технологии и потом семь веков исправно их применяли. Я с этим тезисом категорически не согласен. Последним правителем Руси, который вёл себя с подданными как ордынский хан, был Борис Годунов. При Шуйском, а также при первых Романовых было значительно больше, переиначивая советский оттепельный штамп, «норм феодальной демократии». В элиту вошли представители социальных групп уже с совершенно иными представлениями о личных гарантиях, уже знающие о существовании формальных и неформальных институтов, сдерживающих царское своеволие. При тирании Петра Великого и его преемников исполнители монаршей воли отнюдь не чувствовали себя рабами. Такое приниженное положение чиновников и армейских офицеров возобновилось только при государе Николае Павловиче, который набрал в госаппарат массу выходцев из беднейшего дворянства. Последним обожествляемым русским монархом был Иоанн Васильевич. Последующих царей и императоров — боялись, уважали, любили, презирали, но земными богами отнюдь не считали. Последним обожествлённым отечественным правителем был Сталин. Поэтому доклад Хрущёва и последующее постановление ЦК КПСС о «культе личности» не было применением деликатного эвфемизма — вместо термина «диктатура». «Диктатурой» коммуниста не удивить. Только 60 лет назад словом «культ» называли не обилие огромных портретов и не обязательность цитирования при каждом удобном и неудобном случае, а именно религиозные традиции византийского типа, которые все отлично помнили. Поэтому было осуждено именно обожествление Сталина как первопричина всех бед и извращений. Только составители осуждающих партийных текстов пошли на применение более уклончивой формулы - «культ личности». Тем более, что запущенный Берией в марте 1953 года этот оборот (мем) за три года уже вошёл в оборот.
          Поэтому выводить более чем полутысячелетний российским деспотизм из предшествующих двух веков ордынского ига — это такая же натяжка как, допустим, полагать тоталитаризм Торквемады и тиранию Карла V — последствием влияния арабского господства в Испании.
          Вот какой многослойный клубок смыслов открывается за простым, хоть и бесповоротным отмежеванием Путина от европейских ценностей.