Вестник гражданского общества

           В канун Дня победы традиционно оживляется наш интерес к теме Великой Отечественной войны. Однако для полного понимания трагизма этой главы нашей национальной жизни, мне кажется, было бы полезно взглянуть на нее в контексте военной истории России вообще.
         Она давно уже предмет ожесточенных политических споров и полярных оценок. С одной стороны - «воинская слава Руси, вынужденной постоянно защищаться и быть щитом Запада от экспансии Востока», с другой – «природная агрессивность России, которая на протяжении всей своей истории была источником проблем для соседей». К тому же, пожалуй, нет темы в нашей историографии и более мифологизированной.
         Поэтому мы все более ощущаем потребность утвердить в национальном сознании трезвый подход к своей военной истории, который бы в равной степени дал возможность избавиться как от иллюзий, мешающих адекватной самооценке, так и от комплекса своей «природной» вины.

         Сама логика возникновения и развития Московского государства вела его к неизбежным столкновениям: на севере - со шведами, претендующими, как и мы, на финские земли и Карелию; на западе и юго-западе - с Литвой, которая также претендовала на наследие Киевской Руси; на востоке - с осколками Золотой орды; на юге - опять же с осколками орды и с Турцией.
         Как оценить характер этих войн? Прежде всего, надо учитывать неизбежный оценочный релятивизм, связанный с изменениями в системах ценностей, характерных для того времени и современной эпохи. Поэтому оценка по принципу «справедливая - не справедливая» явно не продуктивна. Тем более в системе отношений того времени, когда инстинктивное движение народа к самоутверждению еще не оценивалось в категориях морали.
         Бессмысленно оценивать эти войны также с позиций «полезности» и «не полезности». В этом случае возникает вопрос: полезности кому? Если конкретному правителю и элите, то, безусловно, полезным будет всякий результат, соответствующий их целям. Однако, как свидетельствует история, они далеко не всегда определяются как «достижение блага для своих подданных».
          Что же касается общества в целом, то ответ на этот вопрос становится весьма проблематичным. Скажем применительно к новгородцам, поставленным перед непростой дилеммой, какой выбор был более «полезным»: перейти в подданство Литвы, чтобы сохранить начала гражданского самоуправления или прикрепиться к Москве, подчинившись ее стремлению к жесткой централизации власти? Чаще всего мы отвечаем на этот вопрос с конфессиональной точки зрения - с Литвой шла угроза православию, а потому переход к Москве трактуется не только как само собой разумеющееся, но и Богоугодное дело.
          Однако ж, если не касаться теологических споров, то задайся мы вопросом, кто в плане безопасности, благополучия и прочих естественных общественных благ добился больше - Запад или православная Россия - ответ будет явно не в нашу пользу.
          Один из наиболее весомых аргументов заключается в том, что неблагоприятный для нас исход спора с Польшей и Литвой за контроль над территорией мог привести к утрате этнокультурной общности зарождающейся русской нации. Но и здесь историческая практика показывает, что в условиях жесткого религиозного и этнического давления стремление сохранить свою идентичность только возрастает. Это наглядно демонстрирует история многих балканских и кавказских народов, которые даже в условиях утраты своей государственности, находясь под жестким религиозным прессингом, продемонстрировали жизнестойкость и сохранили самоидентификацию.
          Кстати, об отношении народа к территориальным спорам московских, литовских и польских князей и государей мы знаем в основном из церковных источников и от церковных авторов, которые были заинтересованы представить любое «ускользание» от православного влияния погибельным. Светское же восприятие происходящего было куда более прагматичным и не носило столь апокалипсический характер.
          Не может быть бесспорной и оценка, исходящая из потребностей сохранения жизненного пространства. Мы знаем массу малых народов (не только на Кавказе, но и в Европе) которые сохранили свою идентичность и поддерживают ее с древности до нынешних дней, не смотря на то, что они реализовались на компактной территории.
          На самом деле жизненность (с т.з. сохранения этнокультурной идентичности) пространства нации в начале процесса ее формирования определяется не размером, а некими естественными границами безопасности. Т.е. всякая этнокультурная общность в период ее становления «инстинктивно» стремится занять территорию, у которой есть естественные границы безопасности (река, море, горная гряда, пустыня и т.д.).
          В этом смысле Московская Русь была обречена на экспансию на обширном пространстве, так как ее значимыми естественными защитными рубежам были: на севере - Баренцево и Белое моря; на востоке - Волга и Уральские горы; на западе - Балтийское море и система рек, текущих с севера на юг; на юге - Черное, Азовское и Каспийское моря, Кавказский хребет.
          Однако именно в этом ареале находилось жизненное пространство и многих других народов, что обуславливало неизбежность столкновения. Поэтому в целом, войны, которые вела Москва от начала своего возвышения и вплоть до 1612 года, скорее можно отнести к разряду «инстинктивных», т.е. связанных с естественным стремлением этноса, находящегося в фазе активного формирования, к доминированию на территории своего жизненного пространства.
          Любопытно отметить, что в этот период соотношение известных нам войн, военных походов и столкновений, которые можно отнести к экспансионистским и противостоящим агрессии, составляет 27 на 27.
          Иное дело, если мы пытаемся оценить действия уже реализовавшегося субъекта международных отношений, когда вопрос: быть или не быть русской государственности - был решен окончательно, т.е. с завершением смутного времени в начале XVII века.
          О чем же свидетельствует статистика войн Русского государства в период после 1612 года и до октябрьского переворота 1917 года?
          Войн, вооруженных столкновений, которые мы вели для отражения агрессии - 11. Войн экспансионистского характера - уже 33. Войн, связанных с попытками освободиться от подконтрольности России - 3 (подавление восстаний в Польше). Еще 9 войн мы вели в связи с выполнением обязательств перед союзниками, в том числе подавление восстания в Венгрии в 1849 г., войны с Францией, которые, в конечном счете, привели к столкновению в 1812 году, бессмысленная война в Пруссии 1757 - 1760 годов. Соотношение «справедливых» и «несправедливых» войн уже составляет 11 против 45.
          Оценивая характер своих войн, мы часто используем универсальную формулу-объяснение: они велись в наших национальных интересах. Однако как быть с оценкой, если, например, походы на Восток, которые должны были обернуться прирастанием богатств России, никак не пошли нам впрок в смысле народного процветания? Разве что стали экономической основой поддержания господства госбюрократии, за великодержавные устремления которой народу приходится расплачиваться жертвами и страданием, великодушно объявляемыми властью «во имя Отечества».
          Впрочем, речь естественно идет не только о восточной политике. Надо признать простой и жесткий факт: даже обе наши Отечественные войны стали прямым следствием политики наших национальных властвующих элит. Именно политики, а не каких либо частных ошибок или неспровоцированной вражеской агрессии. Об этом явственно говорит фактический и логический анализ развития событий, повлекших за сбой трагедию дважды с большой кровью отвоеванной страны.
          Официальная историография войны 1812 года, на которой воспитаны многие поколения россиян, особо подчеркивает ее справедливый, героический характер, «стыдливо» умалчивая, в результате чего мы вынуждены были столкнуться с Наполеоном на своей территории.  Очевидно, что российский народ мужественно вел священную войну, защищая само свое бытие и совершая при этом подвиги. Но как оказался он втянутым в эту борьбу?
          Начнем с того, что обеим Отечественным войнам предшествовали договоры (Тильзитский мирный договор 1807 года, секретная Эрфуртская конвенция 1808 года и Пакт Молотова - Риббентропа 1939 года), которые имели секретные положения, подразумевающие раздел сфер влияния в Европе и фактическую ликвидацию Польши как самостоятельного государства.
          Но также как императоры Наполеон I и Александр I, так и впоследствии Сталин и Гитлер, подписывая договора, в общем-то, не верили в их исполнение в той части, которая подразумевала мирную перспективу дальнейших отношений. Логика экспансионистских устремлений обеих сторон неизбежно вела их к столкновению. И не стоит при этом представлять агрессивными только планы Наполеона и Гитлера. Россия (вернее, ее правители) с грезами о Константинополе и проливах, а затем о мировой коммунистической системе также была далеко не безгрешна.
          И если уж говорить о войне 1812 года, то не стоит забывать, что прежде чем Наполеон принял роковое решение, Россия со своими войсками поучаствовала в 4 антифранцузских коалициях. Так стоит ли удивляться тому, что Наполеон задумал покончить с российской назойливостью на нашей же территории?
          Не изменили принципиально ситуации и Тильзитский мир и Эрфуртское соглашение. Они фиксировали лишь вынужденное перемирие между властителями, которые продолжали свою игру, не очень-то утруждая себя соблюдением договоренностей. Собственно говоря, накануне лета 1812 года оба императора шли навстречу друг другу не с миром, но с мечом.
          Аналогичная ситуация повторилась и в 1941 году, когда раздел Гитлером и Сталиным сопредельных территорий привел двух агрессоров к непосредственному соприкосновению, неизбежно превратившемуся в столкновение.
          Поэтому, оценивая характер войн 1812 года и 1941-45 годов, надо понимать, что они возникли как логическое и неизбежное следствие политики правящих элит России и стали Отечественными только в результате провала имперских устремлений, за которые вынужден был отвечать уже не правитель, а сам народ своими жизнями. И что он получил взамен? Фальшивый пропагандистский пафос, заливший фальшивым же елеем и бронзой горькую и неприглядную правду той войны, в которой, конечно же, Победа была за нами, но мы не столько повергли врага, сколько он просто захлебнулся нашей кровью.
          Вот об этом и стоит помнить, чтобы не оказаться втянутыми в очередную авантюру, после которой мы будем опять долго гордиться своим мужеством, с которым спасали страну, а заодно и шкуры «отцов» Отечества. А потом удивляться, почему побежденная нами сторона живет гораздо лучше нашего.