Вестник гражданского общества

Чтобы прекратить истязания в системе ФСИН, нужна политическая воля

Беседа с Имраном Эжеевым. Часть I

 Имран Эжеев       

          28 января, ровно через месяц после первой встречи, у меня состоялась еще одна беседа с президентом Международного фонда «Добро без границ» (ДБГ) и специальным уполномоченным представителем Европейского парламента по правам человека на Северном Кавказе Имратом Эжеевым. В этой беседе мы продолжили темы, поднятые нами в прошлый раз. Но для начала я задала Имрату такой вопрос:
          – Скажите, уважаемый Имрат Абдул-Саламович, как правильно пишется ваше имя? Готовясь к интервью, я поискала в Интернете материалы о вас – и увидела, что в одних статьях вас называют Имратом, в других - Имраном. Кроме того, присутствуют два варианта фамилии – Эжиев и Эжеев. Я даже не сразу поняла, идет ли речь об одном человеке или это два разных. Так как же все-таки правильно?
          – Вообще-то у чеченцев нет имени Имрат. Но так записали меня в Казахстане, где я родился - в годы сталинской депортации. Там же изменили и фамилию – Эжиев на Эжеев. Мой брат Минкаил, который родился уже после того, как наш народ был возвращен в Чечню, носит правильную фамилию. В Чечне все меня звали Имраном, а вновь Имратом я стал после эмиграции в Германию, так написано у меня в документах. А в статьях пишут по-разному – кто как меня знает, тот так и пишет.
          – Я, пожалуй, буду называть вас Имраном – все-таки с точки зрения чеченского языка так правильнее. Уважаемый Имран, какова цель вашего нынешнего визита в Волгоград? В прошлый раз вы приезжали, узнав об издевательствах над заключенным Зубайром Зубайраевым. В этот раз вы тоже приехали конкретно из-за него или есть еще какие-то вопросы, требующие вашего немедленного вмешательства?
          – Да, действительно, в первую очередь я приехал в Волгоград потому, что 2-3 дня назад я получил тревожные сообщения от сидящих вместе с Зубайром, что в отношении него совершается насилие, его оскорбляют и унижают осужденные из тех, кто сотрудничает с администрацией колонии. После нескольких моих визитов в ЛИУ-15 и встреч с ее начальством и руководством Волгоградского УФСИН администрация выбрала другую тактику – осуществляет давление на Зубайра руками своих помощников из числа зэков.
          Заодно с этим я решил ознакомиться и с общей ситуацией в местах лишения свободы Волгоградской области. Ко мне поступила информация, что в ряде колоний этого региона – а конкретно в 23-й, 26-й, 25-й, 9-й – заключенные чеченской национальности подвергаются постоянным унижениям, пыткам, избиениям. Сегодня-завтра я проведу ряд встреч со своими единомышленниками - гражданскими активистами, в частности, членами наблюдательной комиссии по надзору за исправительными учреждениями при Общественной палате, а затем - с руководством Волгоградской области. После тщательной проверки обстоятельств дела на основании тревожных сигналов, полученных от осужденных, а также бесед с руководством ФСИН, депутатами Госдумы и уполномоченным по правам человека РФ я планирую провести пресс-конференцию. Собранные мной материалы послужат основанием для доклада, который ляжет на стол члена Европейского парламента Барта Стаса, уполномочившего меня провести ряд исследований по защите прав и свобод человека в соответствии со статьями международных конвенций, которые подписала Россия.
          Мое глубокое убеждение - разрешение этой проблемы я вижу только в одном, а именно – нужно построить учреждение исполнения наказаний в Чеченской Республике, чтобы перевести туда осужденных чеченской национальности, а также ингушей и дагестанцев из других регионов России. Только это может обеспечить их безопасность, оградить их от беспредела, истязаний, унижения чести и достоинства. Но для этого нужна политическая воля, как на федеральном, так и на региональном уровне.
          – Но уроженцев Чечни по тюрьмам и лагерям России разбросано очень много – приблизительно 20 тысяч человек. Причем подавляющее большинство сидит незаслуженно. Не приходила ли вам в голову мысль о широкой амнистии?
          - Да, конечно, мы будем настаивать на пересмотре всех сфабрикованных дел, начиная с 1994-1995 гг. И как можно скорее. Потому что каждый день уносит человеческие жизни, превращает людей в калек. Постоянные телефонные звонки, обращения родственников осужденных, посещения колоний убеждают меня в том, что, как ни печально, большинство из этих людей уже никогда не вернутся к нормальной жизни, навсегда останутся инвалидами – если выживут вообще. Я хочу собрать конференцию по этому поводу либо в Чеченской Республике, либо в Москве. Кстати, практически никогда не говорится о том, что жертвами этих неправомерных действий со стороны сотрудников колонии становятся не только сами осужденные, но и их родственники. Мне известны случаи скоропостижных смертей жен и матерей заключенных после получения ими известий о насилии над их близкими.
          Нужно создать группы срочного реагирования из числа принципиальных гражданских активистов.
          – Каковы главные проблемы, с которыми вы сталкиваетесь в своей работе?
          – Основная проблема банальна – отсутствие денег. Катастрофически не хватает средств на адвокатские гонорары. А ведь адвокат должен сочетать в себе два качества – быть и принципиальным, и одновременно профессионалом своего дела. Родственники заключенных обращаются к нам за помощью, но часто так бывает, что средств, чтобы нанять такого адвоката, не хватает и нам.
          Поэтому я хотел бы привлечь к этой проблеме внимание честных и порядочных бизнесменов. Возможно, кто-то из них сможет сделать пожертвование на оплату адвокатских гонораров. Адвокат позарез нужен, например, тому же Зубайру Зубайраеву – а его семья очень бедствует, кроме Зубайра, мужчин в ней нет, жена с двумя маленькими детьми на руках, мать тяжело болеет, сестры Зубайра из-за постоянных отлучек в тюрьму к брату были уволены с работы. Денег не хватает даже на самые необходимые лекарства, не говоря уж о том, чтобы нанять хорошего адвоката. А кто еще, кроме него, будет на постоянной основе представлять интересы осужденного и защищать его от произвола сотрудников колонии? Я, конечно, сделал все возможное - добился свидания, которое вопреки закону не хотели давать, помог с передачами, с помощью единомышленников собрал средства, чтобы привезти семью Зубайра в Волгоград - но это не решает проблемы в целом. Надеюсь, что мои друзья из лондонской секции «Amnesty International» помогут хотя бы с лечением – Зубайр по-прежнему в очень тяжелом состоянии. А я в данный момент веду переговоры с адвокатом – на каких условиях он будет работать.
          – Уважаемый Имран, почему вы так плотно занимаетесь именно делом Зубайраева? В чем его особенность, отличие его случая от других?
          – Помимо беспрецедентных по своей жестокости пыток – я видал в колониях всякое, но с подобным сталкиваешься все-таки нечасто – особенность случая Зубайраева еще и в том, что его дело было сфальсифицировано с участием сотрудника ФСБ, который теперь делает все возможное, чтобы скрыть следы своего преступления. Этот человек, живущий в Чечне, зарабатывает на жизнь тем, что фабрикует уголовные дела, обвиняя людей в преступлениях, в причастности к НВФ и пр. Поэтому он напрямую заинтересован в том, чтобы Зубайр не вышел на свободу. С учетом этих особых обстоятельств необходимо принять срочные меры, чтобы спасти жизнь Зубайра Зубайраева.
          – Как складываются ваши взаимоотношения с теми, кто поставлен государством защищать права и свободы, в том числе и заключенных – региональными уполномоченными по правам человека? Они помогают вам? 
          – К моему величайшему сожалению, во многих регионах мне приходилось сталкиваться с тем, что сотрудники аппарата уполномоченных по правам человека вместо того, чтобы выполнять свои прямые обязанности, покрывают преступления чиновников УФСИН. Кроме того, они часто демонстрируют ярко выраженную неприязнь по национальному признаку - в отношении вообще всех чеченцев и других выходцев из северокавказских республик. Это проявляется и в их словах, и в действиях. Яркий тому пример – первый заместитель уполномоченного по правам человека в Мордовии, которая откровенно старалась прикрыть противоправные действия со стороны администрации учреждения ИК-5 поселка Леплей в отношении 18 осужденных чеченской национальности. Мне с большим трудом удалось доказать, что начальник этой колонии Шальнов Олег Николаевич лично избивал осужденных и доводил их до того, что они пытались покончить жизнь самоубийством – трое вскрыли вены. Именно этот факт заместитель уполномоченного по правам человека всячески пыталась скрыть от нас.
          Нам помогла тогда решительность самих осужденных. 11 из тех 18 подтвердили, что они систематически подвергались насилию, избиениям. Начальник колонии обзывал их «чурками», говорил: «Вы все, чеченцы, бандиты и ваш президент бандит», «Я вас давил в Саратове и буду давить здесь». После инспекционной поездки в Мордовию все собранные материалы и свидетельства мы передали заместителю начальника УФСИН Э. В. Петрухину, сказав, что получается, что государство тратит деньги не на то, чтобы людей в тюрьмах перевоспитывали, а на то, чтобы их там делали калеками, и они выходили из мест лишения свободы озлобленными и на государство, и на общество.
          Уполномоченный по правам человека в Волгоградской области Михаил Таранцов при встрече с представителями гражданского общества упрекал их, что они защищают «бандитов, которые убивали наших солдат в Чечне». А как может человек, который должен обеспечивать конституционные права всех граждан, говорить такое? Меня как гражданина России и как правозащитника это очень беспокоит. Если даже да таком уровне человек, занимающий столь высокий пост и призванный защищать гарантированные Конституцией права граждан России вне зависимости от их национальности, позволяет себе подобные речи, то чего мы можем требовать от охранников колонии? К сожалению, за последние 10 лет я замечаю все больше таких горе-политиков, которые своими высказываниями разжигают межнациональную рознь. Я ответственно подтверждаю то, что после начала военного конфликта в Северокавказском регионе (1994 г.), к моему большому сожалению, высшее военно-политическое руководство России сделало все возможное и невозможное, чтобы в глазах русского человека чеченец стал бандитом и террористом, а в глазах чеченца русский – оккупантом и мародером. Чтобы разорвать этот порочный круг, мы, горстка гражданских активистов, как из Чечни, так и из российских регионов, самоорганизовались в различные правозащитные общественные объединения, фонды, организации. Посредством различных акций, мероприятий и народной дипломатии с учетом культурных и религиозных особенностей народов России мы стараемся содействовать тому, чтобы все граждане нашего многонационального государства жили в мире и согласии. Пока что, к сожалению, на сегодняшний день мы видим результаты той порочной политики нашего руководства, которая способствовала разжиганию межнациональной розни.
          Среди заключенных этой розни как раз нет. В зоне все равны, никто не различает, какой ты национальности. Если и случаются какие-то незначительные конфликты на этой почве, то, как правило, это действуют так называемые «активисты» – доносчики, завербованные администрацией, и делают они это не просто так, а в угоду начальству. А так отношения между заключенными разной национальности абсолютно нормальные. А вот со стороны сотрудников колонии притеснения бывают и очень часто. Как рассказал один бывший заключенный, грузин по национальности: «Я их спросил: за что вы меня бьете?» – Они в ответ: «А за то, что ты грузин!» (тогда как раз шла война с Грузией).
          – Если все-таки вернуться к делу Зубайраева. С момента вашего прошлого визита что-нибудь изменилось в его положении?
          – Изменилось, в первую очередь, отношение сотрудников УФСИН ко мне. Вчера у нас состоялся разговор с исполняющим обязанности главы волгоградского УФСИНа В. Г. Никишиным. На встрече присутствовали представители волгоградских правозащитных организаций, в том числе член наблюдательной комиссии по надзору за системой исполнения наказаний. Я обратился к В. Г. Никишину с просьбой разрешить мне и им посетить несколько колоний области – в частности, 25-ю, 12-ю, 23-ю и другие, где применяются пытки к заключенным чеченской национальности. Но разрешение обещали дать только лично мне и исключительно в сопровождении кого-то из своих сотрудников. Представителям комиссии было отказано под предлогом отсутствия у них соответствующих документов. Что до Зубайраева, то мне в очередной раз было заявлено, что ему были созданы самые лучшие условия, но он сам причиняет себе вред – «разбегается и бьется головой о стену», «втирает в раны соль» и пр., с целью добиться перевода в Чечню. Все это однозначно не соответствует действительности. Зубайр прекрасно знает, что перевод в Чечню ему не светит, и хочет лишь одного – чтобы оставили в покое и дали спокойно досидеть свой срок, прекратили издевательства.
          На следующий день после визита к Никишину я посетил ЛИУ-15, пытался добиться свидания с одним из осужденных, который готов дать свидетельские показания о том, как избивали Зубайра. Но мне было отказано – сказали, что поступило такое распоряжение сверху. От меня стали требовать разрешения на посещение колоний, хотя раньше пускали беспрепятственно – пропуском служил мандат представителя Европарламента. Я полагаю, что причиной такого изменившегося отношения может быть только одно – наша решимость добиться правды в деле Зубайраева. Нас не пустили потому, что мы хотели встретиться именно с теми заключенными, которые невольно стали свидетелями избиений Зубайра сотрудниками администрации ЛИУ-15. При встрече с Никишиным и начальником ЛИУ-15 А. И. Мансветовым я называл конкретные фамилии тех, с кем я хотел бы побеседовать.
          А. И. Мансветов сказал, что представители волгоградской правозащитной общественности дискредитируют его имя, а я, мол, в том им не препятствую, и поэтому он отказывается допустить меня к заключенным. Я ответил ему: «Вы прекрасно знаете, что все наши встречи проходили в присутствии ваших заместителей и врача из Германии Алихана Солтаханова. При наличии такого количества свидетелей, в том числе и из числа ваших сотрудников, Зубайраев называл конкретные имена тех работников ЛИУ-15, которые применяли по отношению к нему физическую силу, что повлекло за собой тяжелый вред его здоровью. Также было названо именно ваше имя – что вы его, лежащего, ударили ногой и сломали ему нос. Я задал Зубайру вопрос: "А ты не боишься, что после моего отъезда ты подвергнешься насилию и избиениям в еще более изощренной форме или вообще уснешь и не проснешься?" Ответ Зубайра был ответом человека, отчаявшегося и готового на все: "Я хочу, чтобы общественность и мои родственники знали, в каких условиях я здесь нахожусь и какому насилию подвергаюсь, и поэтому назвал эти имена". Как вы считаете, какую цель он преследовал, подвергая себя такому риску?»
          Мансветов ответил: «Не знаю. Может, он такой родился. Может, хочет уехать домой».
          Я ему сказал на это: «Он изначально не ставил перед собой такой цели. Он знал, что это невозможно. Он просто хочет нормально отсидеть до конца свой срок в соответствии с уголовно-исполнительным кодексом Российской Федерации».
          Я с каждым днем убеждаюсь в том, что сотрудники нынешних исправительных учреждений живут 37-м годом. Все, как в сталинские времена – помахал работник колонии палкой, и вся колония легла. Если это так, им надо жить в другой стране – где-нибудь в Африке, где еще действуют законы первобытного строя, а не в нашем государстве, которое подписало ряд международных конвенций. Наши законы запрещают такие карательные действия в отношении осужденных граждан страны. Из мест лишения свободы люди должны возвращаться в общество не озлобленными калеками, а нормальными людьми, раскаявшимися в совершенных преступлениях. Именно на это государство тратит свои деньги.
          – Уважаемый Имран, что вы считаете возможным предпринять в такой ситуации?
          – Я думаю, срочно нужно организовать комиссию в составе представителя аппарата уполномоченного по правам человека, сотрудников Главного управления ФСИН России, членов экспертной комиссии при Общественной палате РФ из Чеченской Республике и Волгоградской области, представителей органов надзора – прокуратуры. Эта комиссия должна опросить как осужденных, так и сотрудников ЛИУ-15, имеющих какое-то отношение к ситуации вокруг Зубайра – очевидцев избиений, тех, кто подозревается в участии в них. Необходимы срочные акции российских и международных правозащитных организаций, чтобы спасти жизнь Зубайраева.
          Сегодня я получил информацию от сестер Зубайраевых, которые побывали на свидании с ним. Со слов сестер, Зубайр сказал им, что к нему дважды приходил прокурор и угрожал не только Зубайру, но и сестрам, говоря: «Если ты не прекратишь жаловаться на сотрудников колонии, то не только ты живым отсюда не выйдешь, но подвергнешь риску и своих сестер. Мы контролируем каждый их шаг, так что тебе есть смысл одуматься».
          Если не создать такую комиссию и не провести независимое расследование ситуации с Зубайраевым, то будет очень трудно доказать вину сотрудников колонии и помочь Зубайру сохранить жизнь. Это я знаю из своего опыта. 

           – Вы, наверное, слышали мою вчерашнюю беседу с бывшими заключенными, каким притеснениям подвергаются осужденные, которые не идут на сотрудничество с администрацией, не соглашаются писать доносы, вступать в кружки и секции. Это станет темой отдельного разговора. А сейчас к нашему диалогу присоединится человек, который был свидетелем истязаний Зубайраева. Это один из бывших заключенных ЛИУ-15, недавно вышедший на свободу. 
          – Скажите, как вас зовут?
          – Меня зовут Турпал Утаев. Я отбывал срок сначала в 12-й колонии, потом меня перевели в ЛИУ-15. В августе 2008 года я вышел на свободу.
          – Пока вы находились в местах лишения свободы, по отношению к вам имели место какие-либо притеснения, угнетение со стороны администрации исправительных учреждений?
          – Да, и ко мне, и к другим осужденным.
          – Чеченской национальности?
          – Не только. Но особое отношение к чеченцам со стороны администрации колоний и притеснения на национальной почве имели место.
          – Репрессии по отношению к вам были незаслуженными или вы действительно нарушали какие-то правила распорядка?
          – Они находили любую причину, чтобы отправить меня в ШИЗО. Причем у них всегда есть «активисты» из числа осужденных, которые могут подтвердить все, что угодно – в том числе и то, что я что-то нарушил, даже если на самом деле этого не было. А могли и беспричинно наказать, в том числе и физически – избить. Если я не наговаривал на остальных, не вступал в актив – то подвергался постоянному насилию, которое в итоге повлекло серьезные последствия для моего здоровья. Например, в 12-й колонии меня вызывали в администрацию, усаживали в кресло и наносили удары по груди. У меня тогда постоянно грудь болела, я думал, что у меня ребра сломаны. Когда я обращался за медпомощью, меня сажали в ШИЗО. Потом у меня начался туберкулез, я полгода ходил с температурой, только когда начался открытый процесс в легких, меня вывезли в ЛИУ. И там только делали вид, что лечат.
          – А с осужденным Зубайраевым вы были знакомы?
         – Да. Мы были в одном отряде.
         – Он тоже подвергался насилию?
         – Его бил лично сам Мансветов (начальник ЛИУ-15 – Е. М.).
         – Вы это видели лично?
         – Я находился в это время в соседней камере и видел в щелку в двери. Слышал, как Зубайр стонал и кричал. Слышал крики Мансветова: «нерусский», «вам здесь места нет», «живым отсюда не выйдешь».
         – Сотрудники ЛИУ обвиняют Зубайраева в том, что он конфликтовал с другими осужденными.
         – Я, находясь с ним в одном отряде, ничего подобного не видел. Он был абсолютно неконфликтным человеком.
         – А еще когда-либо тебе доводилось быть свидетелем насилия над Зубайром?
         – Да, однажды я видел, как часов в 6 вечера Зубайра поставили к стенке и начали бить по телу, по почкам.
          – К сожалению, те осужденные в ЛИУ-15, кто готов был дать показания против администрации колонии, были упрятаны в так называемый «инфекционный блок» – то есть помещены в полнейшую изоляцию. Но они все говорят, что несмотря на то, что прекрасно осознают, что могут в итоге подвергнуться еще более жестоким пыткам, все-таки не отказываются от своих показаний и готовы свидетельствовать. 
         – А вы, Турпал, если мы все-таки добьемся уголовного преследования тех сотрудников ЛИУ-15, кто пытал Зубайра, могли бы в суде подтвердить все сказанное выше?
         – Да, я готов.
         – Еще один вопрос. После вашего выхода на свободу пытались ли вы куда-то обращаться с жалобами не неправомерные действия по отношению к вам?
         – Я считаю это бесполезным. Я не получил ни должной медицинской – у меня до сих пор открытая форма туберкулеза, продолжается процесс в легких – ни эффективной юридической помощи, ни в местах лишения свободы, ни на воле. И я не верю, что в этой стране смогу получить юридическую защиту и добиться справедливого судебного решения.

Окончание следует.


ЕЛЕНА МАГЛЕВАННАЯ


05.02.2009



Обсудить в блоге


На главную

!NOTA BENE!

0.015316963195801