Вестник гражданского общества

Народовластие против демократии

           Украинский кризис актуализировал проблему референдума. А эта проблема, в свою очередь, потащила за собой другие, главные проблемы демократии уже на протяжении четверти тысячелетия — о её сущности и о её пределах.
           Есть понимание демократии как диалога, как честного соревнования между группировками в политической элите. Лучше всего это понимание сформулировал Карл Поппер в «Открытом обществе и его врагах»: демократия для него – это, прежде всего, свобода и гарантия от тирании, это, говоря современным языком, честное соревнование политических и социальных проектов.
          Существует и альтернативное понимание демократии, идущее от военной демократии древности и полисных форм, затем в высшем смысле уже трактуемое Руссо как абсолютизм большинства народа. В этом месте и расходятся понятия «демократия» и «народовластие». Российскому обществу ближе концепция народовластия: решение большинства избирателей (сознательных граждан) – вершина права. Как ни странно, действующая конституция РФ закрепляет именно такое понимание, поскольку не предусматривает никаких институциональных гарантий для гражданского общества, для партий. Строго говоря, в России сейчас плебисцитарная демократия бонапартистского типа (в честь любителя таких действий Наполеона III).
          Референдум – высшее воплощение плебисцитарной демократии. Его итог абсолютен (имеет высшую силу). Референдум – всегда политическая игра с нулевой суммой: полная победа одной стороны всегда означает окончательное поражение другой. Референдум всегда поляризует общество по одному из вопросов, который превращается в ось общественно-политической жизни. И его итог если не исключает, то крайне затрудняет компромисс. Можно понять, когда референдум – формальность. Например, при утверждении проекта конституции, уже принятого учредительным собранием, т.е. путём многостороннего диалога. Но вынос на референдум кулуарно подготовленных конституционных актов это – либо революционный акт, либо форма политического изнасилования общества (что, строго говоря, синонимы).
          Я полагаю, что причина конфликтогенности референдумов в том, что они дают иллюзию абсолютной политической победы. Если при выборах появляется и фракция меньшинства, то по итогам референдума победитель считает, что может всё.
          В момент референдума на некоем вопросе сосредотачивается вся жизнь, общество раскалывается пополам. Те, кто имеет 48% от 66%, пришедших к урнам, не могут понять, почему получившие 51% «берут всю кассу». Победитель же, имея мандат «народной поддержки», начинает проводить побежденного «под ярмом закона». Возникает конфликт.
          В истории России три референдума принесли три острейших кризиса. Референдум 17 марта 1991 года завершился путчем ГКЧП. Референдум 25 апреля 1993 года по поддержке Ельцина и реформ Гайдара завершился локальной гражданской войной октября 1993 года. Конституционный референдум 12 декабря 1993 года завершился Первой чеченской войной (в конституцию вписали Чечню, уже 14 месяцев считающую себя независимой в не меньшей степени, чем Карабах и Приднестровье).
            Референдум может быть оправдан лишь тогда, когда вопрос носит экзистенциальный характер и означает выбор между диаметральными противоположными решениями. Например: провозглашать провинции независимость или согласиться на автономию. Входить ли в международную организацию или союз, военный или экономический. Вводить ли ясный и чёткий запрет или, напротив, отменять существующий запрет (на смертную казнь, аборты, однополые браки, миграцию). Это вариант, когда политики сваливают ответственность на избирателя – мол, будете жаловаться, скажем, сами захотели. И оправдан референдум в таком случае только при хроническом недоверии общества к партиям, к профессиональным политикам.
          Я признаю лишь локальные референдумы, когда решается простой и ясный местный вопрос, а местная власть, расколотая по партиям и погрязшая в бюрократических согласованиях, не может принять решения. Ошибка в таком случае локальна и достаточно легко исправляется.
          Применительно к Украине любой референдум станет дорогой к гражданской войне, поляризации социума и бескомпромиссному характеру итогов. Если на референдум вынести вопрос о языке, то есть о придании русскому языку статуса второго государственного на всей территории Украины (схожий статус в русскоязычных областях и в Крыму у него был и до этого), это будет означать превращение Украины в двухобщинное государство – по модели Швейцарии, Канады, Северной Ирландии, Бельгии… Но это будет, по крайней мере, довольно простой выбор. Либо следование Европейской Хартии о языках меньшинств, либо отказ от модели украинского национального государства (в котором русские – крупнейшее этническое меньшинство) и формальное превращение Украины в страну двух наций.
            Однако совершенно непонятно, как можно вынести на референдум вопрос о федерализации. Моделей федерализации и регионализации (как во Франции, Италии, Испании или Китае) – множество. Это означает, что на референдум предлагается либо вынос новой конституции страны с прописанным распределением полномочий (как это было в России в декабре 1993), либо – будет голосоваться некая пустозвонная и туманная формулировка, которую каждая сторона будет трактовать и интерпретировать по своей воле. Высшим воплощением такой формулировки был горбачевский референдум марта 1991 года – за сохранение СССР как обновленного союза суверенных республик (фактически уже конфедерацию). Забавно, но если не зацикливаться на названии, то и СНГ, как оно задумывалась в декабре 1991, подходило под эту формулу.
          Поэтому я против референдумов, особенно, когда они видятся мечом, разрубающим гордиевы узлы, запутанные политиками. Нужны свободные, честные многопартийные выборы в парламент и долгий, беспринципный торг политиков, сопровождаемый громкими заявлениями популистов и шумными, но мирными демонстрациями. Политика лучше, как торгашество, а не как священная война.


ЕВГЕНИЙ ИХЛОВ


09.05.2014



Обсудить в блоге


На главную

!NOTA BENE!

0.024247884750366