Вестник гражданского общества

          Российская коррупция – предмет столь же явный, сколь и тайный. Судите сами:
          «Недавно прочел докторскую диссертацию В.М. Алиева “Теоретические основы и прикладные проблемы борьбы с легализацией (отмыванием) доходов, полученных незаконным путем”. Автор вводит в научный оборот большое количество ведомственных документов, документов Правительства, Администрации Президента и др. (информационные и инструктивные письма, ведомственная переписка, экспертные заключения и т.п.)…
          Знакомство с этими документами и с динамикой их движения позволяют сделать два вывода. Первый радостный и заключается в том, что проделана и делается действительно громадная работа, подключены большие интеллектуальные силы, исписаны горы бумаги, произнесены тысячи слов. Второй же вывод печален: вся эта работа практически закончилась ничем. Все горы бумаг и аргументов разбивались о какой-то невидимый гранитный утес и ничего не давали кроме кучи информационных брызг. И так продолжалось год за годом.
          Мы не дети и прекрасно понимаем, что само по себе это происходить не могло. Что это как не мощное коррупционное противодействие?» (Ю.В. Голик, д.юр.н., проф., советник Председателя Совета Федерации. – Круглый стол «Административно-правовые проблемы предупреждения коррупционной и организованной преступности». – http://centre.newmail.ru/conf_16.htm.)
          Слова эти произнесены 17 мая 2001 г., более 7 лет назад, а кажется, что вчера. Вот нынешнее состояние вопроса, отраженное статьей Светланы Алексеевой «Барометр зашкаливает» в «Новых Известиях» от 30.06.2008 г.: «По расчетам Transparency International, коррупционный индекс России составил чуть более двух пунктов (2,3) по 10-балльной шкале, где 10 баллов означает самый лучший показатель. В итоге наша страна оказалась на 143 позиции в компании с такими государствами, как Индонезия, Гамбия и Того… Эксперты Transparency International сделали вывод, что ситуация с коррупцией в нашей стране плохая, но стабильная.» (http://www.newizv.ru/news/2008-06-30/92924/).
          Очевидно, «стабильная» ситуация с коррупцией не относится к желаемым видам стабильности. Исследование причин этой «стабильности» – задача, далеко выходящая за рамки данной статьи; здесь мы рассмотрим лишь маленький участок коррупционного сопротивления, связанный с подрывом и нейтрализацией возможностей государственной уголовной политики.
          Уголовная политика является одним из основных направлений политики любого государства. Она должна не просто обеспечивать защиту прав и законных интересов граждан от преступных посягательств, но и формулировать стратегию, формы и методы противодействия преступности и отдельных ее видов. Например, коррупции.

I

          Коррупция — это использование общественной властью своих полномочий для получения выгоды в личных целях, в целях третьих лиц или групп. Это явление можно рассматривать с различных позиций – политических, экономических, правовых, специальных, бытовых и т.д. Для нас это явление будет важно, прежде всего, как охватывающее совокупность общественно опасных деяний как криминализированных, так и по различным причинам некриминализированных в нашей стране, но признанных преступными в мировой практике.
          В настоящее время, практически во всех сферах государственной деятельности, где распределяются финансовые или иные материальные ресурсы, налицо злоупотребление должностными лицами своим служебным положением. В конце XX века ведущим коррупционным проявлением стало «крышевание». «Госкрыши» – «милицейские», «эфэсбэшные», «прокурорские» и др. – форма сращивания бюрократии и бизнеса на основе навязывания чиновниками коммерческим организациям псевдоуслуг по защите их интересов от законного и незаконного вмешательства контролирующих и правоохранительных органов. По оценкам экспертов, к этой форме коррупции были причастны около 30% сотрудников милиции. В XXI века на смену «крышеванию» пришло полномасштабное сращивание бизнеса и бюрократии. Помимо долевого участия (в качестве вознаграждения за те или иные формы покровительства) в предприятиях, в том числе создаваемых посредством родственников и свойственников, чрезвычайное распространение получило «госрейдерство» – участие чиновников (в том числе, через доверенных лиц) в качестве организаторов и выгодополучателей в захвате контроля над коммерческой организацией (включая навязывание своих менеджеров, получение долей в уставном капитале) с использованием фальсификаций документов и «покупки» соучастия судей и судебных приставов.
          Как пишет известный правовед, «период, когда коррумпированный чиновник удовлетворялся ролью «берущего с руки», по-видимому, закончился… Сегодня высокопоставленный чиновник нередко одновременно является крупнейшим собственником и предпринимателем» [2, с. 61].
          Вот фрагмент на эту тему из газеты «Коммерсант»: «Как стало известно «Ъ», владельцем 72% ЗАО «Механизация МСМ-1», одного из старейших строительных трестов Москвы, является Сергей Гляделкин, который до 2005 года курировал застройку центра столицы, возглавляя ГУП «Москва-Центр», подведомственное стройкомплексу. Процветающий строительный бизнес в Москве есть у многих действующих и бывших столичных чиновников: Сергею Амбарцумяну принадлежит «Концерн Монарх», Алексею Шепелю — SHolding, сыну Нины Китаевой — Evocom и т. д.
          ЗАО «Механизация МСМ-1», построившее Кремлевский дворец съездов, главный корпус МГУ, стадион «Лужники» и Олимпийскую деревню в Москве, раскрыло своих собственников. Застройщик принадлежит зарегистрированной в Австрии Avenue Osteuropa GmbH, владельцем 72% которой является Сергей Гляделкин, говорится в подготовленном Raiffeisen Bank меморандуме к облигационному займу Avenue на 3,5 млрд. руб.
          …Имя Сергея Гляделкина хорошо известно столичным девелоперам: в 1998-2005 годах он возглавлял ГУП «Центр-Москва», курирующее застройку центра Москвы. Как пояснил «Ъ» источник в стройкомплексе, ГУП в бытность господина Гляделкина разрабатывало проект застройки Остоженки, где сейчас строят «Баркли» Леонида Казинца и RGI International Бориса Кузинца. Avenue Osteuropa также реализовала в центре столицы ряд проектов: согласно инвестмеморандуму, к 2006 году компания возвела около 400 тыс. кв. м жилья и офисов на улицах Бахрушина, Большой Ордынке, в Старом Толмачевском переулке и др.» («Мэрия готовит строителей».– Коммерсант. 27.06.2008. – http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=906691.)
          От себя добавлю: возможно, источник будущего фантастического обогащения Сергея Гляделкина, тогдашнего 30-летнего руководителя подведомственного Департаменту внебюджетной политики строительства города ГУП «Москва-Центр», кроется в его «особом внимании» к «необходимости поиска строительных площадок», как отмечал он на хозяйственно-экономическом активе Департамента: «Налаживаются тесные контакты с префектами. Когда потенциальные покупатели узнают, что в нужных районах предусматривается строительство жилых домов, они готовы стать соинвесторами.» ("Успех зависит от каждого." – Московская перспектива. 25.04.2000. – http://mp.stroi.ru/detail.aspx?id=b93ed2ee-79e4-4ac3-a662-b4b95053518e&nid=65565f5a-3c7f-4d1f-a64d-440a44666c72). О том, как на практике находились «строительные площадки» при застройке Остоженки благодаря «тесным контактам с префектами» и как выбрасывались из этого «нужного района» его жители «узнавшими» о застройке «потенциальными покупателями», – читайте в серии «Бизнес по-русски» роман Д.Н. Литошика «Строитель. Квадратно-золотой метр», М., 2007 г. (свидетельствую – все факты и события подлинные).

II

          Анализ экономико-политических реалий современной России (См., например: Б. Немцов, В. Милов. Независимый экспертный доклад «Путин. Итоги». – М.: Новая газета, 2008.) позволяет сделать вывод (Маргулев А.И. Имитационное государство Россия. – http://www.pravda.info/society/47752.html.), что в настоящий момент власть в России представляет собой многоклановую корпорацию по эксплуатации выморочной собственности – земельных и других природных ресурсов. Сущность имитационного государства, которое являет собой современная Россия, – это полная потеря внутренней связи между властью и обществом в сочетании с антагонизмом между псевдогосударственными корпоративными и общечеловеческими ценностями.
          Основной системной ценностью и мерой «служебного соответствия» этой корпорации является лично-клановая преданность в порядке подчиненности снизу доверху. Все присущие правовому государству «общественного договора» «обратные связи» влияния общество на власть либо обрезаны (уничтожением свободных СМИ и независимого суда), либо имитируются подконтрольными структурами.
          Характеристические признаки государства хотя и наличествуют, но за ними стоит иное реальное содержание [1]. Так, хотя видимой целью правовой системы такого «государства» и является социальное регулирование, но совсем не в интересах общества, а в интересах деятельности властной корпорации по извлечению своей прибыли под вывеской «интересов государства», с которым эта корпорация себя отождествляет. Поэтому, то искажение в функционирование, вносимое корыстными управленцами, которое в обычном государстве называют «коррупция», в имитационном государстве является отражением реальных, а не декларативных, принципов управления.
         Чтобы скрыть это обстоятельство, власть от имени государства регулярно воспроизводит разоблачительную риторику в адрес неведомых коррупционеров-бюрократов: «Между тем сегодняшний госаппарат является в значительной степени забюрократизированной, коррумпированной системой…» (из речи президента Путина на расширенном заседании Госсовета. – Российская газета. 09.02.2008.), хотя термином «коррупция» смешно называть явление с годовым объемом в 300 млрд. долларов (оценка фонда ИНДЕМ), а «борьба» с этим явлением используется лишь для прикрытия межклановых «разборок». Коррумпированная бюрократия умна, образована, богата и властна. Латентность своих действий - ее основная забота. Громкие разоблачения в коррупции высших должностных лиц в России априори позиционируются как масс-медийный компромат, кем-то проплаченная ложь, на которую не следует реагировать.
          Показательна история бывшего министра атомной энергетики Е. Адамова. В течение 5 лет в прессе появлялись публикации, разоблачающие его «предпринимательскую» деятельность, плохо согласующуюся с его статусом, однако прокуратура полностью игнорировала все запросы по этому поводу. Дело сдвинулось лишь после ареста Адамова в Швейцарии по обвинению американских властей, заявивших, что экс-министр украл у них $9 миллионов (Вашингтон перечислял эти деньги Москве по программе обеспечения безопасности российских АЭС).
          «Если кремлевского завхоза Бородина в 2001 году из швейцарской тюрьмы Москва вытаскивала при помощи дипломатов и денег (его удалось освободить под залог в 5 млн. бюджетных франков), то Адамова элегантно взяла на себя прокуратура. Она тоже возбудила против экс-министра уголовное дело и тоже потребовала от швейцарцев экстрадиции…
          И тут возникла одна арифметическая странность. Соревнуясь с американцами, наша прокуратура обвинила Адамова в таких грехах, что в США экс-министру дали бы не 60, а лет 200. Дело уже шло о присвоении не жалких 9 американских миллионов. На Родине (если верить приговору суда) Адамов участвовал в присвоении $120 (!) млн. из российского бюджета.
          Но Россия почему-то в итоге оказалась к своему экс-министру по-матерински снисходительной. После долгих разбирательств, признав Адамова виновным в разворовывании такой уймы казенных денег, она дала ему лишь 5,5 года, из которых Адамов отсидел в общей сложности... 8 месяцев. И был отпущен.» («Как министр «урановый пирог» делил». – Комсомольская правда. 25.06.2008. – http://www.kp.ru/daily/24119/341253/.)
         Поэтому реакция властей наступает главным образом «под ковром», в основном в тех случаях, когда компромат становится необходимым доводом для избавления от противников внутри самой власти или околовластных структур, в том числе и частных. Именно этим и определяется поведение правоохранительной системы, в жернова которой попадают лишь крадущие булку хлеба, в то время как крадущие железную дорогу попадают в сенаторы... Никогда еще сказка Салтыкова-Щедрина о «недреманном оке» Прокурора Куролесыча не воплощалась в реальности с такой полнотой:
          «Говорят ему: “Чего вы, Прокурор Куролесыч, смотрите! Вон они хищники-то, вон! – Где хищники? Кто казенное добро тащит? – Вот хищники! Вон они! Вон он какой домино на краденные деньги вбодрил! А тот вон – ишь сколько тысяч десятин земли у казны украл! – Врешь ты, такой-сякой! Это не хищники, а собственники! Они своим имуществом спокойно владеют, и все документы у них налицо. Это вы нарочно, бездельники, кричите, чтобы принцип собственности подрывать! Взять его под арест!”» (М.Е. Салтыков-Щедрин. «Недреманное око». – http://www.imama.ru/skazki/3374.shtml.)

III

          Говоря о недостатках уголовного преследования, Генеральный прокурор РФ Ю.Я. Чайка на заседании Совета Федерации Федерального Собрания России 13 апреля 2007 года привел следующие данные: «Только в 2006 г. прокурорами при возбуждении уголовных дел выявлено и устранено почти 2,3 млн нарушений закона, отменено более 1,5 млн незаконных постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела..»
          Какова причина этих «ошибок квалификации»? Вот что пишет об этом известный специалист Н.Ф. Кузнецова: «Установление наличия состава преступления или его отсутствия иногда оказывается “заказным”. Сформировалась даже своего рода коррупционная такса: за возбуждение уголовного дела, к примеру (зависит от тяжести преступления и от “тяжеловесности” субъекта преступления и заказчика) минимум 500 долл., за прекращение – от 1000 долл. Возбуждение уголовного дела о несуществующем преступлении может выполнять роль экономического шантажа со стороны бизнесменов» [5, с. 52].
          Кого же преследуют такие органы? По данным МВД 2002 г. в числе 1,3 млн. выявленных правонарушителей находились: 53% – лиц, не имеющих постоянного источника дохода, 24% – совершивших преступление в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, 24% – ранее судимых и только 3,6% – совершивших преступления в составе организованных групп или преступных сообществ. Таким образом, система уголовной юстиции в основном нацелена на бедные, низшие, слабо адаптированные, алкоголизованные, деградировавшие и маргинальные слои населения, совершающие традиционные уголовные деяния [4]. А преступность элиты? Коррупционеры от власти? Они вне досягаемости.
          Профессиональный эксперт П.А. Скобликов не питает иллюзий относительно источника такого положения: «Главная причина состоит в том, что руководители всех правоохранительных органов находятся в сильнейшей зависимости от Администрации Президента России: это последняя (перед докладом Президенту) инстанция для одобрения или неодобрения кандидатур главы правоохранительного ведомства и его заместителей, там визируют документы для присвоения генеральских званий, награждения государственными наградами и др. Но как раз там, по версии экспертов, находятся коррупционеры, способствующие назначению губернаторов за миллионные взятки… На самом деле ситуация может оказаться еще более удручающей. Так, в ходе анонимных опросов сотрудников правоохранительных органов нами были получены данные (сведения, сообщения) о том, что отдельные руководители департаментов правоохранительных ведомств (на которые возложены задачи по борьбе с коррупцией) получили свои должности посредством взяток, кратно превышающих те, которые, как предполагается, могут быть уплачены за должность губернатора. Причем, по версии опрошенных, взяткополучатели опять же находятся в Администрации Президента России.» [3, с. 29-30].
          Неудивительно, что «современная практика борьбы с коррупцией “выбирает” лишь те ее формы, с которыми легче всего бороться: коррупция в школах, вузах и медицинских учреждениях, коррупция на дорогах и в разрешительной системе» [2, с. 30].
          Тема несовершенства российского уголовного закона весьма благодарная – вот яркий ее штрих. Взглянем на приведенную Скобликовым П.А. таблицу [3]:

Сравнительный анализ практики назначения наказания в 2005 г.

          Мы видим: уход от ответственности коррупционеров, дела которых удалось довести до суда – с легкостью осуществляется тем же судом при помощи института условного наказания. Причем по самому наказуемому виду – особо квалифицируемому получению взятки – условными явились ВСЕ назначенные наказания. «Складывается даже впечатление, – пишет автор таблицы, – что он существует в уголовном законодательстве прежде всего для подобных случаев» [3, с. 60-61]. Напомним также, что помимо министра атомной промышленности Адамова (он перед смягчением приговора хотя бы успел отсидеть 8 месяцев), к 9 годам условно был приговорен взяточник и расхититель бывший министр юстиции Ковалев, к 6 годам условно за организацию заказного убийства – известный красноярский «предприниматель» Быков.
          В какой-то момент появилась даже шутка о пожизненном лишении свободы… условно – Уголовный кодекс это позволял! И Уголовный кодекс был законодательно «поправлен»: в 2003 году была установлена верхняя граница для срока лишения свободы, допускающего условное наказание: 8 лет. Это означает, что законодатель фактически признал допустимой сложившуюся в предыдущие годы (1997-2003) практику применения судами нормы об условном осуждении, которая и вышла в результате в 2005 году на 100-процентный результат при осуждении по наиболее антикоррупционным статьям УК.
          Из приведенного примера следует, однако, что центр тяжести проблемы лежит все же не в несовершенстве закона, а в его применении. И прежде всего – судами.
          В имитационном государстве, где коррупция является способом управления, коррумпированность судей – это необходимый элемент такого управления, поскольку иначе коррупционная управленческая деятельность стала бы оспорима в судебном порядке, а ее субъекты ограничивались бы в действиях страхом реального уголовного наказания. Таким образом, в имитационном государстве основным коррупционным проявлением у судей является не «торговля» заказными судебными решениями за взятки, а принятие решений в порядке выполнения поручений «в государственных интересах», исходящих из высших эшелонов власти через институциональных или иных представителей. При этом взятка не упраздняется, но приобретает «респектабельную» форму вознаграждения за участие в «управленческом решении».
          В процессе завершения оформления коррупционной системы управления при Путине, власть, закончив сетования о невозможности требования независимости от нищего судьи, произвела такую судебную реформу, при которой судьям обеспечивался высочайший уровень содержания в обмен на полную зависимость от тех, от кого фактически зависит пребывание судьи в должности. Дело не только в высоком размере зарплаты и существенных льготах. Пенсия женщины-судьи, отработавшей 20 лет, – 70% от зарплаты; доработавшей до 55 лет – в размере 100%. При принудительной отставке пенсия бывшего судьи будет обычного размера. Таким образом, ежегодная разница в пенсионном обеспечении «нормального» и досрочно уволенного судьи – более миллиона рублей. Вот на таком материальном «крючке» они и подвешены. (http://sutyajnik.ru/articles/222.html, http://sutyajnik.ru/audio/43.mp3.) А зависимость эта начинается с председателя суда, имеющего неограниченные возможности добиться отставки неугодного судьи ввиду его действительных или мнимых «упущений»: «Председатель суда, которому можно сейчас все, пишет на судью (я имею в виду районный уровень) характеристику, и если тот не выполняет, предположим, чьих-то решений, то характеристика будет соответствующей. Мы как-то провели опрос судей, и они сказали: “Мы поставлены в такие условия, когда из-за принятых решений нам угрожают и говорят, что мы не будем представлены на должность”» (Радутная Н.В. Там же.) Подбор же председателей судов производится с помощью административной лестницы, уходящей в Администрацию Президента РФ.    Фактически, «выстроенные» таким образом судьи почти всегда знают, какое решение может не понравиться «наверху», а при малейшей неясности – согласовывают свои действия с «кураторами».
          Последующие после упомянутых слушаний 4 года становления в России имитационной государственности окончательно закрепили положение судейского корпуса в качестве соучастника коррупционного управления: «чистильщика», обеспечивающего «правовое» оформление коррупционных деяний, в частности, государственного рейдерства.
         Все эти обстоятельства привели к тому, что П.А. Скобликов, перечисляя актуальные проблемы борьбы с коррупцией, указывает: «На первое место следует поставить проблему борьбы с коррупцией судей» [3, с. 110]. Но здесь мы снова оказываемся перед замкнутым кругом: как бороться с коррупцией судей, если их коррупция – форма оплаты их назначения на должность? Можно ли ожидать реальной борьбы с коррупцией от носителей коррупционных методов государственного управления, использующих правосудие в качестве инструмента?
Конкретные факты вовлечения судей в коррупционное соучастие содержит опубликованное 21.05.2008 г. В. Соловьевым письмо, полученное от председателя Московского областного суда в отставке С.В. Марасановой: «…Стал повсеместным вызов на беседу всех кандидатов в судьи, председателей и заместителей председателей судов, в ходе которого, по словам отдельных председателей судов, делались прозрачные намеки на необходимость соблюдения «государственных интересов», в случае обращения этих чиновников по конкретным делам.
          <…> Теперь уже было позволительно звонить напрямую председателям районных судов и, намекая на окончание сроков их пребывания в должности, ставить конкретные задачи по делам. Позволяли себе это делать чиновники и из других отделов Администрации со ссылкой на те же сроки и возможность их влияния на процедуру назначения.» (http://treli.ru/newstext.mhtml?Part=20&PubID=17794)
          К этому надо добавить еще один маленький штрих. Когда исчерпавшие все доступные возможности защиты растоптанных государством прав граждане просят «гаранта Конституции» вмешаться и пресечь антиконституционный судебный произвол, Администрация Президента важно объясняет неразумным: «Сообщаем, что Президент Российской Федерации и его Администрация не правомочны вмешиваться в деятельность судей.»

IV

          5 августа 2008 г. «Российская газета» опубликовала обещанный президентом Медведевым, долгожданный «Национальный план противодействия коррупции» (http://www.rg.ru/2008/08/05/plan-dok.html). Неприятные вопросы возникают уже при чтении его преамбулы. В самом деле: если «в Российской Федерации в основном сформированы и функционируют правовая и организационная основы противодействия коррупции», если уже 3 года выполняются мероприятия административной реформы, содержащей «серьезный антикоррупционный потенциал», то почему от этих «основ» и «мероприятий» коррупция не только не идет на убыль, но напротив растет? В упомянутой Концепции административной реформы, принятой распоряжением Правительства РФ от 25 октября 2005 г. № 1789-р, слово «коррупция» и его производные использованы 49 раз (!). Но тщетно искать в «национальном плане» анализ или хотя бы констатацию полного провала всех антикоррупционных «мероприятий» Концепции. Тщетно, прежде всего, потому, что все эти проваленные мероприятия Концепции аккуратно переписаны в «национальный план»… Как заметил в «Ежедневном журнале» президент фонда ИНДЕМ Георгий Сатаров, «подверстали к плану все, что плохо лежало и что может как-то, на их взгляд, быть выдано за борьбу с коррупцией». (Георгий Сатаров. "Борьба с коррупцией началась!" – Ежедневный журнал.,6.08.2008. – http://www.ej.ru/?a=note&id=8281.)
          Но мы уже понимаем, что из недр Администрации и не могло появиться иного плана, кроме имитационного. Настоящий его смысл может быть только один: подпитать надежды общества на перемены, одновременно отвлекая внимание от собственной роли во внедрении коррупционного управления государством, в том числе, правосудием.
          Кстати об обществе. Если правоохранительная система целенаправленно, в течение многих лет вовлекалась в систему коррупционного управления, то ее репрессивный вектор неизбежно должен был выбрать тот объект, от которого данному способу управления грозила наибольшая опасность. Такими объектами и стали независимые СМИ, а также гражданское общество России, представленное прежде всего независимыми от государства НКО.
          Давление на гражданское общество при Путине шло по разным направлениям. «Под раздачу» попали не только «неудобные», правозащитные НКО, но и совершенно безобидные – очевидно, был спущен план, по которому Росрегистрация закрыла в судебном порядке уже большую часть НКО, существовавших до 2007 г. Однако главным направлением стали политические свободы граждан, которые как раз и должно было бы защищать «правовое» и «демократическое» государство – прежде всего, свобода слова, собраний, митингов и демонстраций. В основе – страх властей перед оппозицией или просто перед неутвержденными «сверху» соискателями места во власти, страх непосредственного волеизъявления народа, способного разрушить механизм коррупционного управления. Именно этим объясняются те особенности правоприменения, которые стали темой Специального доклада Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации «О соблюдении на территории Российской Федерации конституционного права на мирные собрания»: «С учетом сказанного Уполномоченный вынужден констатировать, что установленный Федеральным законом “О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях” уведомительный порядок проведения публичных мероприятий имеет безосновательную в правовом отношении тенденцию к превращению в фактически разрешительный.
          Положение, при котором закон устанавливает одну норму, а на практике применяется другая, прямо противоположная, представляется наихудшим из всех возможных. Оно подрывает веру граждан в закон, побуждает должностных лиц к лицемерию и произволу, иначе говоря, наносит серьезный ущерб правовым основам государства и нравственным устоям общества» («Российская газета». 28.06.2007. – http://www.rg.ru/2007/06/28/sobrania-doklad-dok.htm .)
          Отношение государственных «борцов с коррупцией» к гражданскому обществу наглядно проявлено и в Национальном плане. Среди предлагаемых планом мер – «выработка оптимальной системы взаимодействия институтов гражданского общества и средств массовой информации с государственными органами, исключающей возможность неправомерного вмешательства в деятельность государственных служащих» – п. 2.ж) раздела II. Георгий Сатаров комментирует это в упомянутой статье «Ежедневного журнала»: «Нетрудно догадаться, что разрабатывать тему “неправомерного вмешательства” у нас будут сами бюрократы. Мы уже имеем примеры их охранного творчества по части экстремизма и борьбы с терроризмом. Теперь им дана еще одна премия: возможность отгораживаться от всякого контроля, ваяя критерии “неправомерного вмешательства” и нормы, препятствующие ему. Результат, с учетом упомянутого опыта, вполне предсказуем».
          Предпринятая в Национальном плане маскировка реального коррупционного управления судами надуманной проблемой «неправомерного вмешательства» в деятельность госслужащих (то есть и судей) со стороны гражданского общества и СМИ – всего лишь очередной шаг по «сбиванию с прицела» любых механизмов, которые возможно использовать как оружие против коррупции.
          Выше уже упоминалось об институте условного осуждения, сводящего на нет все попытки осуждения чиновников-коррупционеров. Следует также упомянуть и, очевидно, умышленную нейтрализацию возможностей ст. 18 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности», позволяющей распространять институт освобождения от уголовной ответственности в связи с деятельным раскаиванием на лиц, привлеченных к сотрудничеству с органом, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность и активно способствовавших раскрытию преступлений. Законодатель должен был включить соответствующую норму в особенную часть УК РФ, но почему-то позабыл это сделать, в результате чего было «обезврежено» эффективное правовое оружие в противодействии организованной преступности, широко используемое во всем мире для изобличения коррупционеров свидетельскими показаниями.
          Зато при внесении множества поправок в Уголовный кодекс в декабре 2003 г., не были забыты «деятельно раскаявшиеся» коррупционеры: в статью 75 УК РФ были внесены изменения, позволяющие освобождать от уголовной ответственности, помимо случаев, предусмотренных особенной частью, лиц, совершивших преступления не только небольшой, но и средней тяжести. Именно это позволило освободить в 2004 г. якобы «деятельно раскаявшегося» главу компании «ЮКОС-Москва», бывшего вице-мэра Москвы, Василия Шахновского, осужденного по ст. 198 ч. 2 УК РФ «Уклонение от уплаты налогов и (или) сборов» в особо крупном размере (около 1 млн. долларов плюс штрафы и пени)… Кстати, были снижены и максимальные сроки по этой и ряду других «экономических статей»…
           Но главной, откровенно коррупционной новацией во внесенных Федеральным законом от 08.12.2003 № 162-ФЗ изменениях стала, безусловно, отмена как вида наказания конфискации имущества – п. ж) ст. 44 УК РФ – ввиду ее «низкой эффективности».
           Федеральным законом от 27.07.2006 №153-ФЗ конфискация была восстановлена (хотя и не в отношении экономических преступлений предпринимателей), но теперь – только для преступлений, совершенных после 1 января 2007 г. – то есть главная цель отмены все равно была достигнута!
          И здесь надо обратить внимание на одно показательное обстоятельство. В тот же день, что и закон № 153-ФЗ, президентом Путиным был подписан и закон №148-ФЗ, вносящий изменения в Федеральный закон «О противодействии экстремистской деятельности». Вот как оценивает одну из его новаций С.В. Максимов: «…К экстремистской деятельности отнесена публичная клевета в отношении лица, замещающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, при исполнении им своих должностных обязанностей или в связи с их исполнением, соединенная с обвинением указанного лица в совершении деяний, указанных в настоящей статье, при условии, что факт клеветы установлен в судебном порядке. Те обстоятельства, что клевета всегда предполагает заведомость лжи для клеветника, а сам факт должен быть установлен судом – не мешают среднестатистическому обывателю полагать, что в соответствии с новейшим антиэкстремистским законодательством чиновников ругать небезопасно.» [2, с. 64].
          В данном случае не только у обывателя, но и у каждого осведомленного о нынешней практике правоприменения, есть все основания предполагать, что именно против гласности, против информационного противодействия коррупции и направлена данная новация.
          Что же мы имеем на сегодняшний день? Уповать на «хороший», «антикоррупционный» уголовный закон в имитационном государстве бессмысленно: при любом качестве он, с одной стороны, всегда будет декорацией, не связывающей произвола правоприменителей, а с другой – источником неограниченных возможностей избирательного применения в качестве средства коррупционной системы управления. Уголовная политика имитационного государства в принципе не способна сломить коррупционную систему управления. Уголовный закон в имитационном государстве не может не быть одной из арен постоянного противоборства коррумпированной власти и гражданского общества.  

ЛИТЕРАТУРА

1. Червонюк В.И. Теория государства и права: Учебник. – М., 2007.
2. Максимов С.В. Коррупция. Закон. Ответственность. – М., 2008.
3. Скобликов П.А. Актуальные проблемы борьбы с коррупцией и организованной преступностью в современной России. – М., 2007.
4. Лунеев В.В. Преступность в России: тенденции, эффективность борьбы, прогноз. 2003 г. – http://www.igpran.ru/public/publiconsite/luneev_prestupnost_in_russia.doc. 
5. Кузнецова Н.Ф. Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений». – М., 2007.