Вестник гражданского общества

Тот еще тип!

Прикладная психософия

          В преддверии президентских выборов естественно повышенное внимание публики к персонам основных кандидатов на должность. «Заглавный» кандидат дает более всех поводов для разнообразных оценок и комментариев. Его стиль поведения, его манера общения – это основания для некоторых оппонентов всерьез усомниться в душевном здоровье премьера. Однако, я думаю, с этим у него все в порядке. И дело даже не в специфической профессиональной подготовке (хотя она, несомненно, и повлияла). Скорее всего, дело просто в определенном, устойчивом типе характера. Причем, тип этот свойственен далеко не единственному персонажу, это вовсе не уникум, а именно тип. Многочисленные представители этого типа ведут себя очень по-разному, в разных исторических и бытовых условиях, при разных должностях и полномочиях. Но здесь сложились уникальные обстоятельства, в которых этот типаж раскрылся, развернулся во всей полноте, расцвел, что называется, махрово. И его можно рассмотреть в чистом виде. И кое-что, при этом, понять.
          Понять даже не только об этом человеке персонально (хотя и о нем, разумеется, тоже), но и о человеке «вообще». Конечно, отнесение к «типу» не дает нам досконального знания и понимания конкретного индивида, это – совсем другая задача. Никогда не стоит обольщаться насчет своей проницательности относительно понимания любой личности. «Типологизация» – вовсе не венец человекопознания, а лишь один из первых шагов на этом долгом и извилистом пути.
          Типология характеров, «характерология» находится где-то на задворках академической, «серьезной» психологической науки, зато живо интересует множество граждан, которые именно это и склонны именовать собственно «психологией». (Стоит вспомнить: психология начиналась именно с «Характеров» Теофраста, который жил более 2000 лет тому назад.)
          Ну, что же. Есть предложение: использовать для нашего разбирательства типологию характеров, разработанную Александром Юрьевичем Афанасьевым* (сам автор именовал ее психейогой или психософией). Она на сегодня не является общеизвестной. Концепция не бесспорна: профессиональный психолог, который внимательно с ней ознакомится, скорее всего, найдет, с чем подискутировать. К сожалению, с самим автором подискутировать не удастся - он сейчас в лучшем из миров. И оставил нам свой трактат в том виде, в каком оставил. (Кстати, стоит заметить, свою работу Афанасьев писал в прошлом веке, т.е. задолго до нынешних политических баталий). Не будем с автором спорить (во всяком случае, не здесь). Просто попробуем его концепцию применить – мне, во всяком случае, неоднократно приходилось убеждаться в том, что она, как говорится, «работает», и очень неплохо.
          Прежде чем применять концепцию, желательно с ней ознакомиться. Просто потому, что без этого кое-что из дальнейшего будет не вполне понятно. Посему я предлагаю всем интересующимся прервать чтение данного текста и отправиться либо на поиски книги Афанасьева «Синтаксис любви. Типология личности и прогноз парных отношений», либо в Интернет, где она также представлена (например, по адресам www.strannik.de/lovesyntax/map.htm  или www.psycheyoga.info).
          Но, так или иначе, здесь без краткого изложения концепции также не обойтись. Предоставим слово ее автору. (Здесь и далее придется изрядно цитировать труд А. Афанасьева – без этого никак не обойтись.)
          «Воля, Эмоция, Логика, Физика – набор функций, присущий всем людям. Он есть то, что наряду с антропологическими приметами рода человеческого, нас объединяет. Но одновременно этот набор функций является разъединяющим началом, придающим если не уникальное, то достаточно оригинальное лицо психике каждого отдельного человека.
          Суть в том, что природа никогда не наделяет индивидуума функциями равномерно, но всегда делает что-то сильным, что-то слабым. Воля, Логика, Физика, Эмоция – в психике личности не являются чем-то равнозначным, расположенным по горизонтали, а представляют собой иерархию или, говоря иначе, четырехступенчатый порядок функций, где каждая функция, в зависимости от ее положения на ступенях лестницы, по-своему выглядит и действует. Как природа положит друг на друга эти четыре кирпича, таков и будет внутренний мир индивидуума. Именно иерархия функций определяет оригинальность психики человека, деля человечество, как нетрудно подсчитать, на двадцать четыре вполне самостоятельных психических типа».
А. Афанасьев присвоил этим психотипам имена наиболее характерных, на его взгляд, их представителей. Вот их полный список: Толстой, Сократ, Ахматова, Твардовский, Наполеон, Ленин, Аристипп, Чехов, Дюма, Эпикур, Борджа, Гёте, Бухарин, Андерсен, Газали, Пастернак, Руссо, Пушкин, Бертье, Паскаль, Платон, Эйнштейн, Августин, Лао-Цзы.
          Каждый из этих психологических типов имеет определенные «валентности» по отношению к прочим – какие-то из них «притягиваются», какие-то «отталкиваются», что приводит к сложению определенных человеческих конфигураций, ансамблей – как в личной, так и в общественной жизни.
          Что касается психотипа В.В. Путина, не будем ломать голову: сам А. Афанасьев определил тип, к которому тот относится – это «сократ». То есть: 1-я Воля («царь»), 2-я Логика («ритор»), 3-я Эмоция («сухарь»), 4-я Физика («лентяй»).
          При упоминании имени Сократа первым делом представляется образ благородного мудреца. Но вот что пишет А. Афанасьев: «О Сократе, родоначальнике европейской философии, ученики, коллеги и наследники сочинили в традициях корпоративного мифотворчества сладенький миф про благостного, милейшего старца, будто бы ставшего невинной жертвой наиболее гадких и паскудных из своих сограждан. Однако, при том, что на сегодняшний день смертная казнь представляется как мера социальной самозащиты слишком суровой, все-таки нельзя не сказать, что Сократ вовсе не был милейшим, благостным старцем, каким его рисует корыстное корпоративное предание. И жертва, принесенная афинянами в его лице, не была совсем уж невинной. Во всяком случае, элементарное знакомство с сутью конфликта между Сократом и его согражданами заставляет относиться к последним если не с сочувствием, то с пониманием. Вспомним, формальными обвинителями Сократа выступило всего несколько человек, и обвинение худо-бедно, но было подверстано под тогдашнее афинское законодательство (например, обвинение в ереси). Однако на самом деле Сократ костью стоял в горле у всего города и судили его за неподсудное – дрянной характер».
          <…> На вид «сократ» – худощавый, небрежно, блекло одетый, но туго в эти одежды затянутый человек. Он осанист, церемонен, невозмутим. Жест спокоен, величав, уверен, точен. Речь ровна, напориста, иронична, монотонна. Втайне питает слабость к музыке, литературе, искусствам, а, выпив, не прочь сам спеть что-нибудь негромким, маловыразительным голоском. Взгляд упорный, внимательный, вдумчивый, без блеска. Мимика и жест почти отсутствуют. Стрижка короткая и аккуратная, к окраске волос редко прибегают даже женщины. Он очень любит природу, и домашние животные выглядят единственными существами, имеющими власть над этим отчужденным, жестким, холодноватым человеком.
          <…> Не только именем Сократа славен данный психический тип. К «сократам» принадлежали: Кальвин, Бекет, Ньютон, Робеспьер, Карл XII Шведский, Беркли, Петр Чаадаев, Михаил Тухачевский, Хомейни, Тэтчер, Бродский, Путин, экс-чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов. Политики среди «сократов», в соответствии с их 1-й Волей, преобладают».
          Рассмотрим «сократа» подробнее, при этом не забудем, о ком идет речь в нашем случае. Мне представляется, что сходство – если не во всех подробностях, то, во всяком случае, в основных чертах – значительное. Впрочем, судите сами. Читаем А. Афанасьева.


1-я Воля («царь»)

          «В самом использовании Первой функции в качестве оружия не было бы большого греха (надо же чем-то сражаться!), если бы, кроме всего прочего, Первая в этих битвах не была слишком жестока. А Первая беспощадна. Сама результативная природа ее не терпит компромисса и требует абсолютной победы в борьбе. 1-я Физика лупит противника если не до смерти, то до полной отключки, 1-я Воля добивается безраздельной власти, абсолютного лидерства, 1-я Логика в дискуссиях владеет только одной истиной – своей и, доказывая ее, не останавливается, пока не разгромит оппонента по всем пунктам, 1-я Эмоция кричит, пока не оглушит и не заставит замолчать противника.
          <…> Главное, с чего следует начать анализ психологии 1-й Воли, заключается в том, что она рождается с двухслойной картиной мироздания. В подсознании «царя» весь космос и все его элементы выстроены в простую иерархию из двух ступеней: верха и низа. Все сущее поделено на горний и дольний миры, небо и землю, на избранных и званных, на власть и народ, на пастырей и пасомых, домохозяев и домочадцев и т.д.
          <…> С двухступенчатой картиной мироздания в сознании 1-й Воли связана еще одна любопытная, многих обманывающая черта поведения «царя»: его мнимый демократизм. Дело в том, что 1-я Воля действительно относится к окружающим ровно, не различая чинов и званий. Однако источник этого явления не в природном демократизме, а в простоте живущей в ее душе картины: есть только верх и низ – а более сложные иерархические построения произвольны и лукавы. Формально,1-я Воля – сторонница равенства. Но равенства своеобразного, где все уравнены не в правах, а в бесправии перед ней.
          <…> Принадлежность к высшему из двух миров вносит некоторые коррективы в представления 1-й Воли о нормах права и этики. «Царя» ни в коем случае нельзя назвать существом аморальным, он чтит закон и не любит нарушать сложившиеся в обществе нормы, но некоторая раздвоенность, связанная с двухступенчатой картиной мироздания, в этике и праве 1-й Воли присутствует. Безусловное исполнение всех правил, по ее мнению, необходимо для существ, принадлежащих ко второму, низшему миру. Что касается существ высшего мира, то для них соблюдение норм права и морали должно, но не безусловно, а постольку поскольку, и есть ситуации, когда высшая целесообразность дозволяет их нарушение. Мотивировки здесь находятся самые разные, но в итоге всегда оказывается, что конечная цель аморализма 1-й Воли – власть, карьера, самоутверждение.
          <…> 1-я Воля любит власть, любит чистой, лишенной посторонних примесей любовью. Власть для нее не средство достижения богатства или реализации давних задумок, а цель, ценная сама по себе.
          <…> Конечно, гибель карьеры или отсутствие перспектив воспринимаются 1-й Волей трагически. Но стремления подняться вверх они не отменяют, а только стимулируют поиск новых нестандартных путей карьерного роста.
          <…> Оценка таланта 1-й Воли вести за собой людей может быть в зависимости от обстоятельств двоякой. С одной стороны, этот талант как никогда ценен в период катастроф, бед, разбродов. Способность сцементировать общество и повести его за собой, даже если единение достигнуто не без насилия и цели темны – все равно благо, потому что просто позволяет обществу спастись и выжить. И наоборот. Во времена мира, покоя, согласия ничто так не вредит обществу, как талант лидера 1-й Воли, потому что он неотделим от монолога, авторитарности, подавления личности, от мертвящего единообразия поведения, мыслей, чувств.
          <…> И еще один вывод, обусловленный специфическими отношениями между «царем» и толпой: несмотря на весь свой закоренелый индивидуализм, он – существо очень общественное, очень зависимое, пребывающее с толпой в почти мистической, ипостасной связи, в состоянии нераздельности и неслиянности. «Живу напоказ, для людей», – кряхтел Толстой и... продолжал такое показушное существование.
          Вместе с тем, будучи существом зависимым, «царь», как никто, бесцеремонен в отношениях с теми, кто попал в зависимость от него, и нет в мире более последовательного и наглого насильника, чем 1-я Воля. Однако «царь» скорее диктатор, чем тиран, – не терпя прекословий, он все-таки слишком верит в свое природное право на власть, чтобы всерьез бояться конкуренции и ожесточаться в страхе перед ней.
          <…> «Царь» – удивительное существо, он никогда не расслабляется. Самоконтроль его абсолютен. Словно рыцарь, закованный в доспехи своей железной воли, проходит по жизни «царь», чуждый страстям, соблазнам, слабостям, привязанностям.
          <…> Не занятая борьбой за власть 1-я Воля, из всех черт, ей присущих, внешне проявляет лишь две: незыблемую веру в двухступенчатую, иерархическую модель мироздания и неуправляемость. Во всем остальном она мало похожа на «царя». Это законопослушный, очень порядочный человек, надежный друг и деловой партнер. Да и причин для нарушения норм права и морали у «царя», не занятого борьбой за власть, практически нет.
          <…> Обычная для мировой истории картина: горячий противник произвола свершает революцию, затем, ухватившись за кормило власти, свершает более или менее «бархатную» контрреволюцию и утверждает тиранию еще горшую, нежели была прежде. Было бы слишком просто и удобно объяснять такие метаморфозы заведомым умыслом замаскировавшегося под демократа мерзавца. Действительность сложнее и трагичнее.
          <…> Диаметрально меняются взгляды «царя» после прихода к власти и на структуру управления. Будучи в оппозиции яростным сторонником самоуправления, он начинает свое правление с последовательной подмены системы самоуправления замкнутой на себе структурой назначаемых центром, совершенно независимых от населения, чиновников. По такому принципу формировалась кромвелевская система генерал-губернаторств, наполеоновская система префектур, ленинская система обкомов и т.д.
          <…> Заслуживает внимание деградация, которая обычно происходит со свитой «царя» после достижения им власти. Отмечу главное: 1-я Воля личностей не боится, она сама чувствует себя суперличностью, поэтому свита времен оппозиции и первый кабинет «царя» бывают блистательны, настоящие сливки общества. Но проходит время, и начинается странный, на первый взгляд, но последовательный процесс вымывания личностей из окружения 1-й Воли.
          Первой от «царя» и, хлопнув дверью, уходит та же 1-я Воля. Второй, и без хлопка, самоустраняется 2-я Воля. Остается камарилья – небесталанные, трудолюбивые, но малоинициативные и слабохарактерные люди, которые и играют свиту «царя» до конца его правления. Низкий качественный уровень свиты, впрочем, мало беспокоит 1-ю Волю, ей нужны исполнители, а не личности.
          <…> По существу совершенно наплевать «царю» и на тот символ веры, и на ту идеологию, которые он официально исповедует, именем которых клянется и зовет за собой. Не он работает на лозунги, а лозунги на него.
          <…> Неразборчив «царь» и в средствах. Упрямо, с гордо поднятой головой идет он через грязь, плевки, кровь. О результатах людям лучше не судить, предоставив суд Богу и истории.
          Впрочем, некоторый прогноз исторического суда над 1-й Волей можно составить уже сейчас. В политике судьба ее – выигрывать битвы и проигрывать кампании.
          <…> Мне не хотелось, чтобы у читателя сложилось впечатление о 1-й Воле как о жестоком тиране, автоматически исповедующем принцип Калигулы «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Нет. «Царь» – скорее диктатор, чем тиран. Конечно, политическая жизнь под его стальной десницей может существовать лишь в виде призрака. Но это не значит, что между «царем» и народом нет обратной связи. Отношение между властью и обществом в этом случае строится по принципу, названному Лениным «демократическим централизмом». Как ни дико звучит название, такая система отношений в мировой истории небеспрецедентна и ее содержание исчерпывающе сформулировал еще консул Сиес: «Власть должна исходить сверху, а доверие – снизу». То есть, власть – властью, но она должна опираться на народное доверие, не идти на прямое противостояние с обществом. Поэтому обычно «царь» душит только политическую жизнь и то, что имеет отношение к Третьей Функции: 3-я Физика душит экономику, 3-я Логика – гласность, 3-я Эмоция – пафос и мистику жизни. Все же остальное 1-я Воля обычно соглашается оставить на свободе. Поэтому «царь» скорее диктатор, чем тиран. Как писал Стендаль о Наполеоне: «Правил тиран, но произвола было мало».
          <…> К славе у «царя» отношение сложное. Главная цель 1-й Воли – реальная власть, а не внешние ее атрибуты (титулы, ордена, аплодисменты, бросание в воздух чепчиков и т.п.), поэтому она обычно оставляет впечатление существа, равнодушного к славе, скромного, холодно третирующего наиболее откровенных подхалимов… На внешнее равнодушие «царя» к славе, как это ни покажется странным, работает крайнее его самолюбие: зная, что чрезмерные почести обычно производят обратный эффект, он подчеркнуто скромничает, чтобы не поставить себя в неловкое или смешное положение… Из сказанного не следует, что «царь» по-настоящему равнодушен к славе. Нет, он весьма чувствителен в этом вопросе и внимательно следит за тем, как складывается в обществе его имидж.
         <…> Взгляд – первая среди внешних примет «царя». Юрист Кони так описывал выражение глаз Толстого: «...проницательный и как бы колющий взгляд строгих серых глаз, в которых светилось больше пытливой справедливости, чем ласкающей доброты, – одновременно взгляд судьи и мыслителя».
          Добавим к сказанному Кони, что 1-я Воля смотрит с прищуром, фокусируя и как бы усиливая твердость взгляда. И еще, в выражении глаз «царя» странно сочетается аналитичность с отчужденностью, взгляд его как бы вопрошает: «Кто ты?» – и одновременно предупреждает: «Не подходи!» 
          «Царственен жест 1-й Воли. Пластика ее отличается спокойной грацией и величавостью. Причем, пластика 1-й Воли абсолютно естественна, в ней нет ничего манерного, жеманного – царственность ее, независимо от происхождения, природна и неподсудна как форма носа или цвет глаз.
          <…> Любя высокое, элитарное слово, 1-я Воля не брезгует низким, грубым, похабным словом. Может быть, в связи с универсальным «царским» принципом – «для нас закон не писан». Во всяком случае, то, что в речи «царя» присутствует некая лексическая раздвоенность – это точно. Известно, как виртуозно умел хамить Наполеон.
          <…> Покажется странным, но выбор одежды «царя» подчинен раз и навсегда данным ему представлениям о приличествующих его сану и призванию облачениях. Во-первых, он предпочитает наиболее строгую и по окраске, и по фасону одежду. Конечно, в зависимости от социальной принадлежности, одежда 1-й Воли сильно разнится, и художник-«царь» одевается совсем не так, как «царь»-политик. Однако на фоне своей социальной группы 1-я Воля все равно выделяется подчеркнутой строгостью облачения.
          <…> Заключая на этом рассказ о Первой функции, необходимо признать, что эгоизм, монологичность, ранимость, жестокость и грубоватость Первой делают ее пусть самой значительной и яркой, но не самой лучшей стороной человеческой натуры».

 

2-я Логика («ритор»)

          «Замечательное и драгоценное качество, свойственное всем «риторам» без исключения – это здоровый цинизм. 2-я Логика не верит ни в Бога, ни в черта, ни в партийные программы, ни в научные доктрины – ни во что. Все аксиоматичное, догматичное, попав в жернова полушарий «риторского» мозга, быстро теряет свою абсолютность и делается простым объектом интеллектуальных манипуляций. Для «ритора» нет ни запретов, ни рамок, ни правил, удерживающих свободную игру мысли.
          <…> Мало дорожит «ритор» и своими собственными утверждениями, которые и утверждениями для него не являются, но лишь гипотезами, удобными на данный момент. Опровергать сегодня сказанное вчера – нормальное состояние «ритора».
          <…> Как ни любит «ритор» совместные интеллектуальные пиршества, одновременно он безукоризненно владеет искусством отбрить, заткнуть рот оппоненту.
          <…> Единственный, пожалуй, недостаток 2-й Логики, являющийся продолжением ее достоинств, заключается в том, что мышление «ритора» скорее тяготеет к тактике, чем к стратегии. 2-я логика и не стремится к чему-то долгосрочному, масштабному, законченному, ее больше интересует сиюминутная, близкая по целям интеллектуальная игра. Очень хорошо эту особенность 2-й Логики на примере Ленина описал эсер Виктор Чернов: «Прежде всего, он мастер фехтования, а фехтовальщику нужно совсем немного способности к предвидению и совсем не нужны сложные идеи. Фактически ему не нужно слишком думать: следует сосредоточиться на каждом движении противника и управлять собственной реакцией со скоростью врожденного инстинкта для того, чтобы без малейшего промедления отвечать на каждое движение врага.
          Интеллект Ленина был острым, но не широким, находчивым, но не творческим. Мастер оценки любой политической ситуации, он мгновенно осваивался в ней, быстро оценивал все ее новые повороты и проявлял недюжинную политическую сообразительность. Это совершенное и быстро срабатывающее политическое чутье резко контрастирует с абсолютно необоснованным и фантастическим характером всех исторических прогнозов, которые он делал на сколько-нибудь продолжительный срок, – любой программы, охватывающей нечто большее, чем сегодня и завтра».


3-я Эмоция («сухарь»)

          «Все мы какой-нибудь стороной да не удались», – с тоской говаривал Жюль Ренар, говорил, не догадываясь, что тем самым интуитивно нащупывал в себе и других Третью функцию.
          <…> Легко описывать «сухаря» – само название подсказывает краски для палитры. Однако в этом случае было бы совершенно неверно использовать исключительно холодные, однотонные цвета. Как и любая Третья, 3-я Эмоция ощущает в себе скованный, но могучий потенциал, и в случаях, когда робость эмоционального самораскрытия удается преодолеть, огонь и страсть вырываются из-под айсберга «сухаря».
          <…> Однако, эпизоды открытости чувств редки для 3-й Эмоции и не имеют продолжения. Поэтому как следствие, «сухарь», кроме как на беззащитность перед эмоциональными побоями, часто бывает обречен еще на одну муку – одиночество.
          <…> Невозможность широкой, открытой улыбки, свободного, в полный голос смеха – едва ли не самая большая беда 3-й Эмоции.
          <…> Отпечаток сдавленности обычно лежит и на плодах юмористического творчества 3-й Эмоции, хотя сторонними наблюдателями он воспринимается не как дефект, а как некая самобытная форма.
          <…> Если говорить о карьере, самой природой как бы предназначенной «сухарю», то это будет карьера дипломата.
          <…> От карьеры дипломата – прямая дорога к карьере политика. Но в случае такой смены поприщ, 3-я Эмоция, работавшая прежде на плюс, начинает работать на минус. Особенно в последнее время. Проблема заключается в том, что нынешняя демократизация политической жизни и стремительный рост влияния на нее средств массовой информации, сделавшие простого избирателя господином политической судьбы, поставили на пути политика-«сухаря» почти непреодолимый барьер – тест на эмоциональность. Кажущаяся бесчувственность, мнимая неспособность к сопереживанию, занудность речей 3-й Эмоции заставляют избирателя взирать на нее с подозрением и неприязнью. Поэтому, даже когда 3-й Эмоции удается прорваться к кормилу власти (Тэтчер, Буш - А. Афанасьев имел в виду Буша-старшего. - прим. И.Я.), ее представителей уважают, боятся, ценят, но не любят.
          <…> Прозорлив Конан Дойль и в том, что сделал своего героя частным детективом, профессия такого рода, как и вообще работа в антикриминальной сфере дается «сократам» без труда. Что не мешает им быть вполне на месте в роли мошенников и карточных шулеров (3-я Эмоция). Однако самая большая удача ждет «сократа» в политике, сфере, живущей на стыке между полицейскими и ворами».


4-я Физика («лентяй»)

          «Лентяй» действительно без напряжения обходится минимумом, но из этого не следует, что ему претит роскошь.
          <…> «Лентяй» – существо абсолютно бесстрашное. Бесшабашная храбрость 4-й Физики со стороны смотрится замечательным достоинством, но на самом деле не является таковым. Подставлять под бой Четвертую функцию, т.е. то, чем менее всего дорожишь – не велик подвиг. Кроме того, как у всякой добродетели, у храбрости «лентяя» есть своя оборотная сторона: не щадя себя, он не склонен щадить и других. Поэтому 4-я Физика зачастую бывает в своей деятельности не менее кровава, чем 1-я Физика. По счастью, насилие в арсенале «лентяя» является последним аргументом, а не первым, но если до него доходит, то пощады от 4-й Физики ждать не приходится».
          <…> К слову сказать, «лентяй» – беспроигрышный политик. Будучи храбрецом, он, кроме того, не рискует сломать себе шею на том, на чем обычно и ломается шея политика: деньги и женщины. От этих соблазнов он огражден самой природой, своей 4-й Физикой. Поэтому храбрость, бессеребряничество и непотасканность заранее обеспечивают политику с 4-й Физикой бессрочный карт-бланш толпы.
          <…> Если 1-я Физика хороша сочностью форм и красок, то 4-я Физика – наоборот, она хороша своей тонкостью, бледностью, рафинированностью.
          <…> Единственно, что почти стопроцентно роднит облик 4-й Физики – это иконописная тонкость черт: тонкий нос, тонкие брови, маленький, узкогубый рот (если нет афро-семитских предков)».

          Похоже? По-моему, да.
          Нравится?

________________________________________
* Афанасьев Александр Юрьевич (1950 - 2005) - российский писатель, ученый, изобретатель, философ, психолог, геронтолог, педагог, художник. Автор семи книг, в том числе фундаментальной работы «Синтаксис любви». Основоположник психософии.


ИЛЬЯ РАСКИН


31.01.2012



Обсудить в блоге


На главную

!NOTA BENE!

0.067276954650879