Вестник гражданского общества

13.01.2009

День российской печати

13 января в России считается «Днем российской печати». Именно в этот день в 1703 году по указу Петра I вышел в свет первый номер первой российской газеты «Ведомости». После 1917 года этот праздник был перенесен на 5 мая – день, когда вышла в печать главная советская газета «Правда», и переименован в «День советской печати». В 1992 году Указом Президента РФ Ельцина празднование «Дня российской печати» было вновь возвращено к исторически верной дате. По традиции 13 января своим профессиональным праздником считают все люди, связанные с журналистикой.

О ситуации в российских СМИ, о свободе слова и настоящих журналистах в день российской печати рассказал в интервью каналу РЕН ТВ один из ведущих экспертов российского телевидения, создатель легендарной программы «Взгляд», бывший руководитель ВГТРК Анатолий Лысенко (интервью взяла ведущая информационной программы «24» Ксения Туркова).

Текст интервью

— Анатолий Григорьевич! Мы привыкли по нашей старой русской традиции все очень долго отмечать, долго провожать старый год, долго встречать новый. Сегодня «традиционный русский праздник» - старый Новый год, и поэтому еще уместно подвести какие-то итоги. Какое событие, связанное с прессой, Вы бы назвали главным событием в ушедшем 2008 году?

— В общем, прошедший год был довольно яркий, на телевидении появилось много передач — и хороших, и еще больше плохих. Вернее, не так, даже не плохих, а слабых, я бы так сказал. Это еще хуже, по-моему. Над плохой передачей можно посмеяться, и уже это приносит пользу. А слабенького как-то жалко, обидно…
Крупное событие, знаете, что может быть? Всеобщая слепота всех каналов в момент демонстрации во Владивостоке. Очень интересное такое, тревожащее, с медицинской точки зрения, событие. Вдруг все каналы стали слепые — по-моему, только ваш канал отразил это событие. Хотя я знаю, что корреспонденты некоторые даже основных каналов получили по шее в момент участия в этой демонстрации. Это меня очень удивило.
Ну, что еще удивило? То, что практически исчезли отечественные программы. Почти все стали кальками.

— Очень многие называют среди основных событий года то, что произошло с Михаилом Бекетовым, журналистом. Вы за этим делом следили?

— Вы знаете, в чем дело, профессия журналиста, она всегда была довольно рисковой. И если вы вспомните историю журналистики, особенно разоблачительную журналистику, почти всегда это кончалось дубинкой, кастетом, выстрелом, гноблением, судом — и так далее, и так далее. Никому же не нравится, когда их разоблачают.
Конечно, журналисты оказываются на переднем плане и этим вызывают раздражение. А мы ведь живем в такой стране удивительной, у нас традиционно, я бы сказал, не существует дискуссии. По-моему, это Саша Черный, что ли, написал: «А я его раз и в глаз! А потом хрясь - и мордой в грязь!» Вот наш образ дискуссий. Кто не с нами, тот против нас, и все. Если враг не сдается, его уничтожают.
Иногда смотришь в зеркало, и очень хочется долбануть по нему, и страх только, что разбить зеркало — это к несчастью. Но у нас долбануть по журналисту — это, в общем, не к несчастью, суды, так сказать, к этому довольно-таки спокойно относятся… Тем более, что гражданского общества у нас еще нет и довольно долго не будет.

— Я ловлю себя на мысли в последнее время, что мне очень надоела тема этой пресловутой свободы слова. Хотя я, в общем-то, к этому всегда относилась очень болезненно и принимала близко к сердцу. И вот сейчас происходят какое-то очерствение, что ли… Я понимаю, что бесполезно, наверное, это обсуждать. Это что, какой-то опасный признак, когда такая бесчувственность наступает?

— Ну, вы знаете, нет, нет. Это, во-первых, просто свидетельствует о том, что вы становитесь взрослее. Эта дикая тяга к свободе слова, говорить обо всем, всегда и везде, не обращая внимания, такая, я бы сказал, детская болезнь. Понимаете, мы столько лет жили под давлением пресса. Вы помните из физики, что, если очень сильное давление, и его сразу сбросить, идет такой процесс взрывной. И такой всплеск был, в 90-ые годы. Но я всегда говорил: гласность пришла, исчезла слышимость. Можно говорить все что угодно, ну и что? Поймите, я ни в коей мере не идеализирую то, что было раньше. Но если прорывался в газету, на телевидение критический материал, то на него нужно было реагировать — и реагировали жестко, выгоняли показательно, но выгоняли, наказывали!
Свобода слова должна быть, и говорить надо. Но на сегодня, журналист находится в рамках зависимости от хозяина или от государства.
В тот момент, когда он будет зависеть от общества и когда свобода слова будет как бы оправлена в законодательную базу, когда у нас будут наконец-то законы, вот тогда начнется.
Мы вот с Олегом Попцовым всегда ругались. Олег всегда говорил, что я хочу выстроить Би-Би-Си. Я ему говорю: «Знаешь, Олежек, я бы тоже может быть, хотел Би-Би-Си, но сначала надо Англию выстроить. Не бывает так, что вокруг Россия, а в центре Би-Би-Си. Такая штучка не получается».

— А сейчас уровень свободы слова в России Вы бы как оценили?

— Если журналист профессионален, то он добьется для себя свободы слова. Может быть, для себя - не для всего издания. Возьмите Андрея Колесникова. Возьмите Бергера... Мне очень радостно было увидеть на РЕН ТВ Осокина. Мне кажется, он независимый. Мне кажется, что независимый Володя Кондратьев на НТВ, который говорит то, что он считает нужным. Но, он говорит так, что ты даже придраться-то не сумеешь, потому что он профи. Кукарекнуть может каждый, а вот спеть может далеко не каждый.

— Вы знаете, сейчас очень модно говорить, что человек не смотрит телевизор. Это приобщает к некоей интеллектуальной тусовке.

— Врут, врут!

— А вы смотрите?

— Нет, не смотрю, честно скажу. Вы знаете, как раз скорее телевизионщики не очень смотрят телевизор. Я не верю в людей, которые не смотрят телевизор. Они его подглядывают, может быть. Люди смотрят, и телевидение сегодня представляет гигантское меню, от самой дешевой колбасы ливерной, которая когда-то была за 43 копейки, от которой даже кошки отворачивались (кстати, очень любил я ее!) до самой дорогой. Есть все, выбирай.
А у нас ведь нет даже культуры телесмотрения. У нас человек входит в дом, и по дороге в туалет он включает свет и телевизор. Нужно, не нужно – он ест, а там что-то идет. Что-то он видит во сне, что-то ему в подсознание во время сна приходит.
Многие говорят: «Ах, какой ужас, наших детей развращает телевидение!» А Интернет, он не развращает? Или вы думаете, что ваш ребенок сидит исключительно в Википедии? Ни фига, он смотрит девушек голых, знакомства и прочее. Говорят, что телевидение разрушает семью, а ведь это телевидение, которое можно обсуждать, и оно соединять семью. Есть на телевидении что посмотреть.
Вот прошедший год, кстати, очень оживился документальным кино.

— А вот, кстати, насчет меню, которое предлагает телевидение. В последнее время происходит такой ренессанс старой советской жизни, тяга к прошлому. Это отражается, в том числе, на телевидении. Ретро-песни, программы, возникают целые каналы. Что это все-таки: тоска по старой жизни или кризис новых идей?

— Вы понимаете, когда человек смотрит телевизор, и в течение вечера у него на глазах пристрелили девять, десять человек, ему хочется вернуться в старое кино, в котором даже в детективных фильмах было два выстрела или три выстрела. Это было кино, рассчитанное на сопереживание. Оно было рассчитано на думание. Сейчас даже исчез жанр пародий, стихов никто, по-моему, толком не пишет, их не печатают. Нечего пародировать, в общем. Раньше казалось — этого нельзя, этого нельзя, этого нельзя. А люди слушают, глаза светятся, реагируют на нюансы, а это же и есть высшее удовольствие, когда человек слушает и ищет нюансы, полутона. А чего сейчас искать нюансы. Вышли два мужика, в женской одежде, с голыми волосатыми ногами. А если он еще и штаны потеряет на сцене!

— Но это не эскапизм, не уход от действительности? Та самая социальная пассивность, которую приписывают русским людям.

— Я бы это расценивал как тревожный сигнал. Как тревожный сигнал, поданный обществом в адрес телевидения. Что надо спокойнее, что надо больше возвращаться к реальной жизни.

— Но разве еще и власть не подкармливает сама этот искусственный оптимизм?

— Вы знаете, власть может ведь говорить и подкармливать сколько угодно. Но сколько ни говори «халва», слаще от этого не станет. Государство всегда заинтересовано в том, чтобы телевидение было седуксеном — успокаивающим лекарством. Валерьяночкой, седуксеном. Не сильно, чтобы не совсем заснули, а такое успокаивающее. Оно не заинтересовано в разжигании, в нагнетании страстей. Вообще должен сказать, что государство использует телевидение бездарно. Это мое твердое убеждение.

— А как надо?

— А я вам скажу, как надо. К сожалению, телевидение не используется для рассказов о том, что реально происходит в стране. Вообще слово «пропаганда», рассказ о достижениях, оно стало как-то даже неприлично. Это реклама. Но ведь общество-то и должно рекламировать свои собственные успехи, чтобы люди поверили, что наши сегодняшние ограничения, наши сегодняшние трудности не зря.
А у нас рекламируют все время успехи.

— Какие?

— Мы встали с колен!
Ну, встали с колен и, кряхтя, пытаемся разогнуть спину. А почему мы встали с колен? И встали ли мы с колен, никто этого не знает. Мы вроде встали, мы говорим: «О, мы сейчас всех уроем!» Ребята, караул, кризис! Да нам плевать на кризис. Нас не тронет. Караул, он нас тронул! Ой, как он нас тронул! Ой-ей-ей! Он нас тронул. Ой, у нас олигархи все посыпались. Причем, с таким изумлением. А все это можно было просчитать.
Давайте пропагандировать любовь к стране! У то нас вся любовь выразилась в гениальном стихотворении Грызлова «Пасть порвем, укусим, но выиграем в футбол». Я понимаю, что он не Пушкин. Вообще после таких стихов просто удавиться надо. Это не воспитание.

— Возвращаясь к вопросам прошлого: если представить такую фантастическую ситуацию, что телевидение существовало

— Ой, вы знаете, у меня была хрупкая мечта. Я уговаривал даже нескольких руководителей каналов. У меня было большое желание сделать телевидение историческое. Вот представляете себе, выходит программа «Время» или «Вести» в 1732 году. Последние новости. Наш корреспондент из Англии сообщает о том, как англичане вредят. В тайном указе сегодня пригласили для беседы диссидента такого-то. Хорошо выпороли и отпустили. Диссидент исправился. Это было бы очень интересно, если бы телевидение делало такие исторические передачи. Мы знаем очень плохо историю. Мы знаем свою историю значительно хуже, чем французы, англичане…

— Я во многих Ваших интервью читала, что Вы называли телевидение, которое было раньше, великим. А каким словом Вы бы охарактеризовали телевидение нынешнее?

— Тиражированное. Мы стали, как все. Понимаете? Вот в чем суть красавиц? Ведь красавица почему красавица? Потому что она отличается от всех, правильно? Вот представьте себе Софи Лорен. Для меня это эталон. Но представьте себе, где все Софи Лорен. Удавиться же можно. Захочешь Катю Пушкареву.

— Каким, как Вы считаете, должен быть девиз настоящего журналиста?

— Если увидел табличку, где написано «Посторонним вход воспрещен», постарайся сунуть нос туда, где это запрещено.

http://www.ren-tv.com/news/latest/810-2009-01-13-14-31-16