Вестник гражданского общества

07.08.2012

Суд над Pussy Riot. День седьмой: прения сторон. Прокурор потребовал для девушек 3 года колонии

 

Фото: Андрей Стенин/ РИА Новости

Судебное следствие по делу Pussy Riot было закончено вчера, в рекордно короткие сроки, учитывая объем материалов следствия. В ходе слушаний судья Марина Сырова отклонила почти все ходатайства защиты и самих подсудимых, не дала возможности выступить свидетелям защиты. Сама Сырова называет такое перекошенное в сторону обвинения ведения процесса «профессионализмом».

Сегодня состоялись прения сторон. По распоряжению судьи велась прямая трасляция из зала суда, которая постоянно прерывалась.

Выступление прокурора было полностью основано на третье экспертизе, написанной ангажированными следствием «православными» якобы экспертами. Весь смысл обвинительной речи прокурора свелся к тому, что прослеживалось в ходе процесса: скрыть политическую составляющую акции Pussy Riot и обвинить их в нарушении извращенно преподнесенных церковных канонов и «чувств верующих».

Прокурор Никифоров: «Заявления от обвиняемых о политическом мотиве акции несостоятельны. В храме не была произнесена фамилия ни одного из политиков. Анализ песни выявил явную искусственность включения в текст выражения «Богородица дева, Путина прогони!», посвященной именно оскорблению чувств православных верующих. Фамилия Путина упомянута, только чтобы создать предпосылку для последующей попытки позиционировать акцию как протест против высших лиц власти».

В итоге прокурор потребовал для девушек 3 года колонии общего режима.

Его поддержали адвокаты потерпевших. Павлова, объявившая гвоздь, хранящийся в храме Христа Спасителя, символом православия, потребовала от суда не только осудить девушек на реальный срок, но и обратить внимание на вузы, где учились подсудимые: «…прошу суд вынести и частные определения в адрес учебных заведений, где учились подсудимые, о необходимости мер для предотвращения такого в студенческой среде. Тогда студенты перестанут выкладывать такие видеоролики в сеть!»

Адвокат Таратухин неожиданно выступил с просьбой об условном сроке от имени своих доверителей: «По договоренности с моими доверителями, мы просим условный срок. Матери должны вернуться к своим детям, Самуцевич — к своему отцу».

Адвокат потерпевших Лялин также не стал злобствовать и свою речь закончил словами об адекватном наказании: «Один потерпевший требует условно, два года. Остальные потерпевшие надеются, что суд будет беспристрастным и милосердным в рамках тех обстоятельств, которые имеются в деле».

Затем наступила очередь выступления защиты. Адвокаты подсудимых Волкова, Фейгин и Полозов выступили в суде с яркими, эмоциональными обличительными речами, требуя полного оправдания своих подзащитных.

Суть их речей свелась к тому, что акция девушек была политической, что это был протест против сращивания церкви и государства, против вмешательства церкви в политику, что их действия не нанесли никакого урона верующим, так как в ХХС в тот момент не было богослужения и потерпевшими выступают исключительно работники храма, а не прихожане, что в акции не было никаких признаков грубого нарушения общественного порядка, отличительной особенностью которого является насильственный характер действий, что следствие и суд выполняли заказ и с самого начал были настроены на обвинение, что доказательства вины девушек фальсифицировались, что свободы их лишили за политические взгляды.

Волкова много внимания уделила пыточным условиям содержания девушек под стражей и грубыми нарушения УПК: «За две недели мы стали свидетелями пыток. Им (Обвиняемым — Прим. ред.) не давали спать — процесс шел более чем 10 часов в день. Не обеспечивали горячим питанием. Их унижали. И это найдет оценку в ЕСПЧ. Обвинение переходило на личности адвокатов, оскорбляло нас. Суд не допускал в зал свидетелей, экспертов, специалистов. Суд занимался обеспечением их недопуска, и этому есть доказательство. Шло системное нарушение норм УПК, мы говорили об этом, практически не останавливаясь. Вы считаете происходящее судом? Вы действительно считаете, что это правосудие?»

Волкова: «Суд пытается уйти от политики в криминальную сферу, однако девушек судят не за яркие платья и неправильное крестное знамение — их судят за молитву, и молитва это политическая. Этот гвоздь, к которому грешно повернуться спиной, сейчас забит в Конституцию, и она истекает кровью. Церковь превращена в памятник на могиле правосудия, законности и прав человека, которые были глумливо нарушены...

Этим процессом именно власть, а не девушки, нанесла сокрушительный удар по РПЦ, по духовным нормам. От этого удара, к моему сожалению, Церковь оправится не скоро. Только серьезное духовное служение сможет затянуть гниющую рану — в лице ее предстоящих и высших чинов, ушедших из нравственности в сторону политики. 90 лет в России не было процесса по богохульству, с 1917 года! Время провернулось вспять!»

Фейгин сконцентрировался на отсутствии в действиях девушек состава преступления, попадающего под уголовный кодекс: «Хулиганство должно иметь насильственных характер. При этом девушки не проявляли агрессию, не сопротивлялись, когда их сводили с амвона — да, они продолжали выкрикивать, но это речевое действие. Охранниками ЧОП Колокол инструкция исполнена не была — закрыть храм и задержать преступника до приезда правоохранительных органов. Почему? Потому что преступления не было!»

Также он отметил карательный характер следствия и суда, направленный на унижение человеческого достоинства обвиняемых: «От них требуют не только извиниться — а они это сделали! Нет, они должны лизать ботинок судьи, унижаться, плакать, дать возможность государству разорвать себя на части. Ничего не изменилось с советских лет: можно рассчитывать на снисхождение, на гуманность, только полностью уничтожив свою личность!».

Полозов построил свою защитную речь на апелляции к Конституции: ««Сейчас Конституция РФ стала буквами на бумажке. Мы приняли ее через большие страдания, через 70 лет Советского союза, через ГУЛАГ, через Великую Отечественную войну и миллионы жертв. Она действует везде, исключений нет. На рынке, на вокзале, в квартире, в мечети и храме, на всей территории от Калининграда до Владивостока. И на территории ХХС тоже!..

Статья 13 — об отсутствии единой идеологии. Феминизм — это не ругательство, как некоторые думают, а идеология, абсолютно равная с православием!

Статья 14 — о том, что Россия — светское государство. Послушайте, у нас самая большая страна в мире, много народов, много конфессий. Все религии должны быть равноудалены от государства. Иначе нам не выжить!

Статья 19 — о равенстве граждан. Нам тут говорили про «свой монастырь» (адвокат Павлова — Прим. ред.). Хорошо, но Конституция действует и там. Почему мужчинам можно заходить на амвон, а женщине — нет? Это может быть предметом договора между верующими, но не предметом уголовного разбирательства!

28-ая статья — о свободе совести. Их принуждают к принятию религиозных ценностей, религия навязывается.

Статья 44 — о свободе творчества. Вот, у них есть панк-группа. Играют там. И тут государство решает: плохо играют! неправильно! И просит реальный срок!»

В завершении Полозов сказал: «Я не буду дальше отвлекать суд перечислением статей Конституции. Их еще много. Хотел сказать еще 2 статьи: статья 120 — о независимости судей. И статья 123 — о равноправии сторон и состязательности процесса. Я прошу суд при вынесении приговора руководствоваться ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО Конституцией РФ. И требую полного оправдания!»

После выступления адвокатов суд предоставил слово подсудимым.

Первой выступила Надежда Толоконникова. Она подробно исследовала материалы дела и дала свою им оценку.

Надежда Толоконникова: «Фундаментальная проблема — что нас не слышат. Я не знаю, что с этим сделать. Мы весь процесс пытаемся пояснить свое отношение к религии, о политической ситуации в стране, но нас игнорируют. Это умышленно так происходит? Я ходатайствовала о вызове экспертов. Мне кажется, если бы участники процесса знали бы о форме акционизма, панка, все бы прошло легче. Каждый раз, когда мне говорят, что у меня был мотив ненависти, у меня случается взрыв мозга. Я требую оправдания. Доказательств не было, потому что и мотива у нас не было. НЕ БЫ ЛО»...

Я ни в коем случае не пытаюсь умалить чувства верующих и подвергнуть их сомнению. Я пытаюсь подвергнуть сомнению работу следователя. Имеются все признаки фальсификации и давления на потерпевших. Свидетель Самуцевич отказался от показаний на предварительном следствии, заявив о давлении и шантаже. Свидетель Потанькин после общения с Ранченковым изменил показания на прямо противоположные: с «меня действия девушек никак не задели» на «это задело меня лично». Совпадение до опечатки целых кусков текста (приводит примеры: «боглосулажение», «авмон», «парадировать»). Вероятно, они говорили то, как они чувствовали, и, вероятно, то, как они говорили, позволяло нас осудить лишь по статье административного кодекса — «оскорбление чувств». Следователь Ранченков писал эти слова сам, проявляя неуважение.

Мы спели часть припева и «срань господня». Я приносила и приношу извинение, если кого-то этим оскорбила. Но у меня не было намерения оскорбить. Это идиоматическое выражение относилось к предыдущему куплету — о сращивании московской патриархии и государства, Путина и Кирилла. «Срань господня» — это наша оценка ситуации в государстве. Это мнение не является богохульством. На видео видно, что мы не проявляли ни к кому агрессию, не оскорбляли охранников или прихожан. Я сама сняла балаклаву и вышла из храма».

Следующей выступила Мария Алехина. Она также много говорила о политической мотивации их акции в ХХС, о том, как много раз она была свидетелем того, как РПЦ превратилось в политическую организацию, непосредственно влияющую на политику государства, оказывающую давление на прихожан, и о том, что их акция была направлена против этого.

Мария Алехина: «Вот свидетель Жукова говорит, что пришла в суд по распоряжению администрации храма. И я не в первый раз такое вижу. Когда я как журналист присутствовала на открытии Марфо-Мариинской обители в Москве, к ступенькам не пустили пожилых женщин-паломников, которые хотели положить цветы. При этом там свободно ходили чиновники, в том числе, бывший мэр Лужков. Вот про это мы говорили — «срань господня». Мы говорили о ситуации!»
Также она рассказала о давлении на нее со стороны следствия, о том, что основным методом ведения следствия является шантаж, что, по ее мнению, недопустимо.

Речь Екатерины Самуцевич была самой короткой.

Екатерина Самуцевич: «Вчера я говорила подробно, сегодня коротко. Все наши медиа-работы сопровождались значительным текстовым объяснением. Ни в этом объяснении, ни на содержимом наших компьютеров доказательств ненависти не было найдено!

Всем известно участие Всеволода Чаплина и других в законодательных инициативах — принятии антиабортного закона, закона о так называемой пропаганде гомосексуальности. Без их горячего участия эти законы, возможно, не были бы приняты...

Я бы хотела сказать о том шоке, который мы, оказывается, вызвали у потерпевших. Храм Христа Спасителя — это огромное пространство. Службы ведутся там с помощью звукоусиливающей аппаратуры — колонки, микрофон. Удивительно, что наш маленький «комбик» и неподключенная электрогитара могли вызвать такое шоковое состояние. Хотя я признаю, что шок мы спровоцировать могли — неожиданностью...»

В заключении она обратилась к суду об оправдании всех подсудимых.

После выступления подсудимых прокурор Никифоров не воспользовался своим правом на реплику, и судья Сырова объявила о перерыве до завтра, 11.30. Обращаясь к девушкам, она сказала: «Вам будет предоставлена возможность сказать последнее слово».
Адвокаты подсудимых Волкова, Фейгин и Полозов вышли на улицу. Их сразу обступили журналисты, прося прокомментировать происходившее в суде.

Комментарий Фейгина: «Информация о трехлетнем сроке в колонии общего режима поступала нам и раньше, так что мы не удивлены. Практика показывает, что суд нечасто отступает от требований прокурора. Поэтому мы, уверен, будем иметь дело с реальным сроком. Приговоры, подобные этому, могут окончательно развести общество и государство... Мы делаем вывод, что власть перешла к силовым методам борьбы с оппозицией. Ответ власти мы получили сегодня. Путин говорил — «помягче»? Помягче — по сравнению с чем? 3 года вместо 7?!

Я уверен, что приговор был известен до начала заседаний. Иными словами невозможно объяснить то, как суд и следствие, перепрыгивая стадии процесса, спешили его завершить. Это будет первый приговор обвиняемым, которые невиновны настолько, насколько это вообще возможно... Мы говорим о том, что реальный срок нашим подзащитным, их нахождение в колонии — прямая угроза их жизни, здоровью и чести...»

Комментирует Полозов: «Если они получат какой-либо обвинительный приговор, он будет обжалован нами. Кроме того, мы планируем использовать и международные инструменты в попытке добиться справедливого решения».

Журналисты и активисты проводили адвокатов аплодисментами.

Через 20 минут из здания суда вывели девушек. Их встретили громом аплодисментов. Овации прекратились только, когда перевозка скрылась из виду. 

Журналистка «Новой газеты» Елена Костюченко, которая все эти дни вела онлайн репортажи из зала Хамовнического суда, обратила внимание на стоящую перед зданием суда пожилую женщину с плакатом. На плакате - стихи поэта «Серебряного века» Мережковского:

«Христос воскрес», — поют во храме;
Но грустно мне… душа молчит:
Мир полон кровью и слезами,
И этот гимн пред алтарями
Так оскорбительно звучит.
Когда б Он был меж нас и видел,
Чего достиг наш славный век,
Как брата брат возненавидел,
Как опозорен человек,
И если б здесь, в блестящем храме
«Христос воскрес» Он услыхал,
Какими б горькими слезами
Перед толпой Он зарыдал!..»

Вестник CIVITAS





На главную

!NOTA BENE!

0.016079902648926